– Что вы хотите этим сказать? – Порой иметь дело с этим человеком – все равно, что справляться с животным или маленьким ребенком, так склонен он к нелогичным утверждениям. Я как-то особенно держу письмо, и это наводит Шада на размышления?
– Думаю, вы знаете. – Шад задумчиво смотрит на меня.
– Конечно. – Решив не реагировать на его загадочное замечание, я сворачиваю письмо и возвращаю ему, несколько раздраженная, несмотря на восторг от приписки Энн и новости о ее возвращении. В конце концов, это он наплодил бастардов и, по уверениям моего брата, ищет любовницу. – Вы рассказывали о ваших детях. Умоляю, продолжайте.
– Как я сказал, они живут со Сьюзен и Мэтью... Робертс, в чем дело?
– Леди, милорд. Вернее, не леди, сэр, но... – Он смотрит в направлении входной двери, где слышны громкий женский голос и умиротворяющий тон одного из лакеев. – И с вещами.
– Что? Проклятие. – Шад поднимается, отодвигая стул. – Я забыл... Шарлотта, останьтесь здесь, пожалуйста.
Он выходит вместе с Робертсом. Естественно, я следую за ними.
В холле, в окружении коробок и саквояжей, стоит красивая пышногрудая женщина. Она рыдает в большой носовой платок.
– Вы обещали, сэр! Обещали! – говорит она Шаду.
– Прошу извинить, миссис Перкинс. Я...
– И теперь у меня нет дома, поскольку владелец сказал...
– Я прослежу за этим, – перебивает Шад. – Прекратите шуметь. – Он поворачивается ко мне: – Что вы тут делаете? Прошу, уйдите, мэм.
– Нет, не уйду. Кто она?
Женщина обращается ко мне:
– Спросите его, миледи. Он вам скажет.
Я действительно боюсь того, что скажет мне Шад или откроет она. Но и без того ясно, что она отвергнутая любовница. На миг у меня закружилась голова. Эта женщина явилась в его дом на следующий день после нашей свадьбы и устроила сцену, и все потому, что Шад не заплатил ей!
– Останьтесь здесь, – говорит он женщине. – Я выпишу вам чек.
В сопровождении Робертса он уходит в свой кабинет. Лакей переводит взгляд с меня на миссис Перкинс, которая продолжает рыдать. Она неопрятна, юбки помятые, должно быть, она испачкалась, выгружая багаж из наемной кареты. Ее нос и руки порозовели от холода, и против своей воли я чувствую к ней жалость.
– Пойдемте в столовую, – говорю я, – там горит камин. Можете оставить свои вещи в холле.
Она, как и лакей, смотрит на меня с глубоким подозрением. Но что еще я могу сделать для нее?
Лакей, ожив, распахивает дверь в маленькую столовую.
– Спасибо, мадам, – говорит она и дрожащими руками развязывает ленты шляпки. – Я Дженни Перкинс. Миссис Дженни Перкинс.
Как же, миссис. Муж, несомненно, миф. Я предлагаю ей сесть и выпить чаю, и она ест хлеб с маслом и пирог.
Потом она смотрит на меня, или, скорее, на мое платье.
– От мадам Белльвуар? – спрашивает она.
– Да.
– Очень элегантно!
– Спасибо.
– Я в прошлом месяце вырезала из газеты картинку с таким фасоном, но не думала, что платье будет настолько хорошо. Мне следовало сделать отделку поуже... – И она пускается в пространное описание своего платья, называя цену ткани и отделки, как живой модный журнал, а я киваю и киплю от гнева на Шада, что он связался с такой идиоткой.
Через некоторое время Робертс входит в комнату и вручает миссис Перкинс запечатанное письмо, открыв которое, она довольно кивает. Сделав реверанс, она любезно благодарит меня, надевает шляпку и удаляется. Я искренне надеюсь, что больше я миссис Перкинс не увижу.
Я не поднимаю глаз от усыпанного крошками стола и остывшего чая. Я боюсь, что Шад вернется продолжить объяснение, и опасаюсь, что он этого не сделает. Не желаю слышать о его отношениях с этой особой. Честно говоря, я оскорблена. Думаю, Шад мог бы найти женщину хоть с каплей ума, не болтающую без умолку о моде и тряпках. Вчера я была потрясена появлением бастардов, но они оказались милыми детьми. Обаяние миссис Перкинс, должно быть, может оценить только мужчина, поскольку я нахожу ее просто ужасной.
Я удаляюсь в гостиную и вызываю лакея, чтобы тот зажег огонь.
Входит Шад. Он переоделся, через руку переброшено пальто.
– Мои извинения, мэм, за то, чему вы стали свидетельницей.
Не доверяя себе, я не отваживаюсь что-нибудь сказать.
– Мне нужно уладить дело. Вернусь позже.
– Есть еще любовницы, с которыми нужно расплатиться? – Я обретаю голос, когда Шад уже находится у дверей.
Он поворачивается ко мне, и я мгновенно понимаю, что мы вот-вот больно раним друг друга.
– Займитесь собственными привязанностями, мэм. Ваш покорный слуга. – Он кланяется.
Дверь закрывается за ним без звука, что еще больше расстраивает меня. Я бы предпочла, чтобы он хлопнул дверью. И его голос холоден как лед. Секунд десять я раздумываю, не вернуться ли в родительский дом, но, представив театральные возгласы матери, гнев отца, возмущение брата, понимаю, что не отважусь на это.
На ковре мне под ногу попадается что-то маленькое и твердое, Нагнувшись, я поднимаю игрушечного солдатика. Я внимательно прислушиваюсь и слышу за одним из диванов слабый звук.
Я не одна.
Глава 7
Шад
Печально, когда человек не может вернуться в собственный дом.
Закончив дело, которое намеревался завершить, я отправляюсь в свой клуб и встречаю там Карстэрса. Я говорю обо всем и ни о чем конкретно, он слушает и кивает. Жаль, что я не могу сказать ему то, что у меня на уме.
Коротко говоря, на уме у меня жена. Моя удивительная, будоражащая и глубоко оскорбленная жена. В последнем я ее не виню. И не могу придумать способ снова поднять вопрос, вернее, два вопроса: о бастардах и о миссис Перкинс. Во-первых, я не думаю, что она мне поверит, во-вторых, я и не должен ничего никому объяснять, тем более женщине, даже если она моя жена и вчера ночью проявила удивительное...
Гм... жаль, что я пообещал Бирсфорду помалкивать о его любовнице, особенно с подругой Энн, но я никогда не думал, что миссис Перкинс явится в мой дом и учинит нелепую и оскорбительную сцену.
Интересно, что я должен сказать Шарлотте, если она спросит меня о моих увлечениях? Теперь она ни одному моему слову не поверит. Как я могу сказать ей, что всячески старался не оставлять нежеланных детей или разочарованных женщин, что мои любовницы были мне еще и друзьями?
Довольно. Что я за человек, если решил утолять вожделение со своей (раздражающей, неприятной, необычайно очаровательной... стоп!) женой! Это неприлично. Я совершенно уверен, что церковь этого не одобряет, мне, конечно, на это наплевать, но нужно подавать пример арендаторам, слугам и так далее. Джентльмен заводит для подобных дел любовницу.
Не могу предположить, что Шарлотта сделает дальше. Что, если она вернулась к родителям? Но не думаю, что она предпочла бы их общество моему.
Жду не дождусь, когда Бирсфорд вернется в Лондон, чтобы спросить у него совета. Я уверен, что он и его кроткая Энн прекрасно ладят. Но, в то же время боюсь, что не особенно скрываемая страсть моей жены к Бирсфорду повредит всем.
Ну и дела!
Когда я до смерти надоел Карстэрсу разговорами о лошадях, мы перешли к оживленному обсуждению последних событий войны (конечно, говорил один я).
Наконец я собрался уйти.
– Передавайте привет леди Шаддерли, – четко произносит Карстэрс первую за время нашей беседы фразу.
Меня пронзает ужасная мысль. Он ведь не влюблен в нее?! Или он относится к ней как к французскому фрегату, который, паля из пушек, мчится к нему на всех парусах?
Это настолько ужасно, что я выскакиваю под дождь и возвращаюсь домой прежде, чем Карстэрсу взбредет в голову нанести визит моей молодой жене. Так это или нет, я должен разобраться с женой, которая, вероятно, дуется и плачет, кроме того, она может принять мой мирный жест как взятку за молчание и уступчивость.
Открыв дверь, Робертс забирает у меня мокрую шляпу и пальто.
– Миледи в гостиной, – неодобрительно говорит он.