Я примеряю шляпку и нахожу, что мои худшие предположения оказались верными: я похожа на лысую женщину, поскольку из-под полей шляпы не выглядывают милые локоны.
– Великолепно. – Я почти убедила себя. – Энн, мне столько надо тебе рассказать! Но из-за чего ты так плачешь, если не из-за моей прически?
– Меня весьма удивили и твои волосы, и письмо Шада о вашей помолвке и браке, – отвечает Энн. – Но я так рада за тебя, Шарлотта.
– Если бы я знала, где ты, я бы написала. – Не хочу жаловаться, в конце концов, Энн была в свадебном путешествии, однако я действительно считаю, что она могла бы проявить больше энтузиазма и ввести меня в роль замужней женщины.
Она изящно откусывает кусочек хлеба с маслом.
– Шад подарил мне на свадьбу лошадь.
– В самом деле? Бирсфорд подарил мне экипаж, прекрасную четырехместную коляску, и пару гнедых.
Моя радость от подарка Шада несколько поуменышилась. Моя кобыла, как она ни чудесна, с хорошим нравом и такой же родословной, не сравнится с таким экстравагантным даром.
– Закончится дождь, и мы вместе покатаемся в парке.
– Да уж, – бормочет Энн. – Мы будем такими модными! – Эта фраза вместе с ироническим взглядом быстро напоминает мне, почему я так люблю свою подругу: стоит только решить, что она воплощение сладкой женской кротости, как ее глаза загораются озорством.
Надеюсь, что Бирсфорд оценил ее.
– Расскажи мне о медовом месяце. – Слова слетели у меня с языка раньше, чем я поняла крайнюю неуместность такой просьбы. Я действительно не хочу слышать об этом аспекте замужней жизни подруги. Ладно, хочу, но только немного. Только ради того, чтобы сравнить.
Но Энн понимает вопрос буквально и пускается в длинное (и, честно говоря, довольно скучное) перечисление красот природы, рисунков, которые она сделала, фамильных владений, в которых они останавливались. Она пересказывает мне глупые комментарии Бирсфорда, которые она, похоже, находит восхитительными, вроде его ежедневного замечания, что ничто не сравнится с пинтой доброго английского пива за завтраком.
– Мы с Шадом решили остаться в городе, – вставляю я, когда она делает паузу, чтобы набрать в грудь воздуха после описания любимого ослика какой-то тетушки.
– И вы наслаждаетесь городскими удовольствиями? – Милая Энн. Она густо розовеет при этом вопросе.
Пока городские удовольствия, если не считать посещения парка и театра в день свадьбы, не простирались за пределы спальни. Так что я перевожу разговор на холостяцкие удовольствия Шада.
– Мы прекрасно ладим, но меня несколько удивила встреча с его детьми и бывшей любовницей.
– О! Да. – Энн опускает глаза в превосходной имитации девичьей скромности, этому таланту я часто завидовала. – Бирсфорд сказал мне о детях. Я рада, что ты знаешь о них, поскольку не хочу, чтобы у нас были тайны друг от друга.
– Дети чудесные, и мне кажется, он к ним очень привязан. – Я сама не понимаю, почему защищаю Шада, разве мне не следует выражать возмущение?
– А насчет любовницы... Я не знала, что Шад имел любовницу.
– Очевидно, имел.
– Но у него в Лондоне не было на это времени. Он здесь меньше двух недель. Бирсфорд всегда жаловался, что Шада не выманить в Лондон.
Я даже не думала об этом. Не знаю, сколько времени нужно, чтобы завести любовницу. Позже спрошу у брата.
– Она хорошенькая? – спрашивает Энн.
– Полагаю, да. И думаю, довольно глупа.
Энн потрепала меня по руке:
– Но теперь, когда у него есть ты, он с пути истинного не собьется. Не сомневаюсь в этом.
– Спасибо. – Хотелось бы мне быть такой уверенной. Я велю принести кипяток и подливаю в чашки чай.
Энн, вздыхая, вертит в руках чайную ложку.
– Что случилось?
– О, как хорошо ты меня знаешь. – Слезы снова катятся по ее щекам.
– Пожалуйста, не плачь. – Теперь я действительно встревожилась. Бирсфорд дурно с ней обращается или просто наскучил до смерти? Я пытаюсь сформулировать вопрос тактично: – Он... он хороший муж, я надеюсь?
Энн прикладывает к лицу изящный носовой платок.
– Я никак не пойму... он хочет это делать все время!
– Что делать?
Потом я сообразила, конечно. Но почему это заставляет ее плакать?
– Все время! – повторяет Энн. – Я уверена, что Шад не так эгоистичен.
– Это зависит от того, что ты подразумеваешь под словами «все время»...
– Через день! – шипит она.
Через день?!
– За исключением воскресенья. Он говорит, что церковь этого не одобряет. – Энн тихо всхлипывает. – И каждое утро его... ну, в общем, это упирается в меня, словно у нас в кровати черенок метлы. Я пытаюсь игнорировать это, но...
Я, наслаждавшаяся этим мужским феноменом час назад, слабо вставляю замечание:
– Ну, он ничего не может с собой поделать, я уверена, он очень тебя любит.
– Если бы он любил меня, он не использовал бы меня так!
– Он принуждает тебя силой? – Теперь я встревожилась. Не думала, что Бирсфорд сильный мужчина.
Она качает головой:
– Он всегда очень вежлив и просит самым деликатным образом.
Я нежно вспоминаю весьма неделикатные вещи, которым Шад научил меня, не говоря уже о невежливых словах, которые он употреблял.
Энн продолжает:
– А вчера вечером... вчера вечером он попросил... Я не могу... – Ее лицо пылает, голос превращается в неразборчивое бормотание. Я улавливаю только слово «рот».
– Ах это. Да... – Я подбираю слова. – Это не очень... – В ее оправдание могу сказать, что я тоже была шокирована. Сначала.
– Это все равно что на скотном дворе.
– Ну, не столь грязно, конечно.
Энн игнорирует мою шутку.
– Он смеется, когда выпускает воздух.
– Думаю, они все такие. Я имею в виду мужчин. Мои братья считают, что это самая забавная шутка на свете. – Я начинаю сердиться. – Послушай, Энн, тебе не кажется, что ты излишне чувствительна? Он любит тебя. Все это делают. И пукают, и занимаются... спальными утехами.
– Я надеялась, что ты поймешь. – Она снова разглаживает безупречно гладкие лайковые перчатки.
Я неэлегантно фыркаю. Как ни странно это может показаться, я завидую ей. Ей не приходится иметь дело с внебрачными детьми, отвергнутыми любовницами, с мужчиной, который едва говорит с ней и не хотел жениться на ней. Проще говоря, муж Энн ее обожает, а мой муж учит меня непристойностям. И все же она несчастна, а я – нет. Не могу сказать, что купаюсь в непрерывном безграничном счастье, но я вполне преуспеваю, и мне удивительно, что Энн любит мужа, однако не может вынести его общество в постели. Тогда как мы с Шадом в основном безразличны друг другу везде, кроме спальни. Я беру подругу за руку.
– Энн, возможно, тебе нужно поговорить с Бирсфордом. Я знаю, он хороший человек и хочет иметь наследника, поэтому... Энн, разве ты не хочешь иметь ребенка?
Ее реакция меня удивила. Энн, выдернув руку, вскочила.
– Как ты узнала?
Я озадачена:
– Что?
– Запри дверь! – истерично шепчет она.
– А если нам понадобится уголь? Хорошо-хорошо. – Моя лучшая подруга явно помешалась на почве чрезмерных интимных требований Бирсфорда. (Подумать только, через день! Наверное, с Шадом что-то не так. И со мной тоже).
Отпустив лакея и заперев дверь, я прошу Энн объяснить.
Она не садится. Сжав кулаки, она расхаживает по комнате. Я встревожена. Жаль, что мы не в большой гостиной, там я могла бы предложить ей бренди.
– Я впервые попала в ваш дом после смерти моих родителей.