С гневным ревом Бирсфорд кидается на меня как дикий бык и, прежде чем я успеваю занять оборону, сбивает с ног. Встав надо мной, он тяжело дышит. Не сомневаюсь, если я попытаюсь встать, он ударит меня снова.
Когда Бирсфорд снова собирается броситься на меня, я перекатываюсь и поднимаюсь на ноги, однако на этот раз успеваю нанести удар первым.
Он оседает и падет без чувств. Похоже, наша дружеская встреча превратилась в нечто иное – теперь я тоже хочу его убить.
Я стою, запыхавшись, и жду, когда мой друг, или мой бывший друг, очнется. К моему облегчению, он приходит в себя через несколько секунд. Мы настороженно смотрим друг на друга.
– Почему бы вам не обменяться рукопожатиями, джентльмены? Думаю, на сегодня достаточно. – Джексон кладет одну руку на плечо Бирсфорду, другую – на мое и дружески разводит нас в разные стороны.
После рукопожатия – на сей раз это пустая формальность – мы с Бирсфордом расходимся по углам и одеваемся. Наше место на ринге занимают другие боксеры.
Джексон с любопытством смотрит нам вслед – обычно мы в хороших отношениях друг с другом, но сейчас идем молча, сторонясь друг друга. В походке Бирсфорда есть что-то от собаки, которая вот-вот готова напасть, на лице хмурое выражение.
Мы выходим на Бонд-стрит, с неба льет дождь.
– Что с тобой, черт побери? – наконец спрашиваю я.
Он с несчастным видом поворачивается ко мне и бормочет:
– Все из-за Энн.
Глава 9
Шад
– Я думал, все хорошо. – Бирсфорд с красным от смущения лицом свирепо хлещет тростью по безвинным кустам. Я привел его в парк, чтобы разузнать, в чем дело, и успокоить. Похоже, он настроен признаться. – Чертовски неловко, – добавляет он.
– Можешь рассказать мне все.
– Ты хороший товарищ, Шад. Извини, что пытался ... гм... убить тебя.
– По крайней мере, ты не француз.
Он смеется над моей попыткой пошутить. Я встревожен. Бирсфорд, мой добродушный, лишенный воображения друг, отчаянно несчастен.
–До нашей женитьбы, – говорит он, – Энн была... ну, в общем, игрива. Любила целоваться и так далее. Но я грань не переходил, ты же понимаешь. Для этого у меня была Дженни Перкинс.
Я ободряюще хмыкаю.
– А после того как мы поженились, она не... ммм... она делает, но она не делает... Черт побери, Шад, ты понимаешь, о чем я говорю! О постели. Мужчине нравится, когда леди демонстрирует некоторое...
– Желание. – Я думаю о Шарлотте, моей прекрасной экстравагантной жене, и решаю, что убью Бирсфорда и спрячу его труп в кустах, если узнаю, что он испытывает к ней страсть.
– Желание. Да. Приличным образом, подобающим ее положению. – Очередные кусты страдают от его трости. – И все-таки она любит меня, клянусь. Так что с ней?
Я заинтригован уверенностью Бирсфорда, что благородная дама должна демонстрировать в постели приличное поведение, и тактично расспрашиваю его о предыдущем опыте с Дженни Перкинс.
– Она кричала во весь голос! – гордо объявляет он. – И молочница, которая была у меня первой, говорила, что никогда в жизни с таким удовольствием денег не зарабатывала.
– Да уж. – Я деликатно предполагаю, что эти дамы просто давали его сиятельству то, за что он заплатил.
На лице Бирсфорда быстро сменяются обида, недоверие и горе.
– Нет, я так не думаю, Шад. Они уверяли меня, что я лучший любовник из всех, что у них были. Дженни сказала... – Он качает головой. – С Энн я, наверное, слишком требовательный. Она такая нежная малышка. Я стараюсь не слишком на нее наваливаться, но ничего не могу с собой поделать. Я люблю ее. Ох, бедняга.
– Но тебе, конечно, нужен наследник.
Кивнув, он прочищает горло и разглядывает серебряный набалдашник трости.
– Ты ведь не думаешь, старина... что я делаю что-то не так? Это просто смехотворно. Возможно, потому что Энн – леди, мне следует действовать по-другому?
Я тщательно подбираю слова:
– Возможно, ты должен позаботиться о ее удовольствии?
– О, я не думаю... все-таки благородная леди, понимаешь.
Опасливо поглядывая на его трость, я задаю несколько осторожных вопросов, и выясняется, что Бирсфорд совершенно не осведомлен в женской анатомии. Я беру на себя труд поделиться тем, что знаю. Он поражен моим сообщением, думаю, почти так же, как наши предки, обнаружившие, что Земля вращается вокруг Солнца.
– Каждая женщина? – говорит он с большим подозрением. Интересно, проводит ли он в уме инвентаризацию всех женщин, которых когда-либо знал? – Ты уверен?
– Да, каждая.
– И кто тебе это сказал?
– Одна итальянка. Она была моей первой любовницей. После того как наш корабль отплыл, она вышла за колбасника.
– Колбасник! – эхом отзывается Бирсфорд. Его вселенная в хаосе. – Итальянка!
– Да.
Он торжествующе поворачивается ко мне:
– Это все объясняет. Она иностранка. Не может быть, что это есть у англичанок.
– Есть. У каждой.
Бирсфорд, встревожившись, тычет в землю тростью.
– Даже... даже у моей матери? И у тети Ренбурн?
– Дружище, попробуй думать о леди Бирсфорд. – Уверен, в свое время наша тетушка давала молодым людям, а может, дает и теперь, образование, которого так недостает Бирсфорду.
– Ладно, – вздыхает он. – Я тебе не слишком верю, но... хорошо, стоит попытаться. Где, ты говоришь, находится... э-э... обсуждаемый пункт?
– Я тебе покажу, – опрометчиво говорю я. – Нет, я имел в виду... идем со мной. И не говори Шарлотте.
Я беру его за руку и веду из парка в направлении Мейфэра.
– Мы идем в дом, пользующийся дурной славой? – интересуется Бирсфорд.
– Нет-нет. – Мы то и дело задерживаемся поприветствовать знакомых. Я останавливаюсь у книжного магазина. – Думаю, тут мы сможем кое-что найти.
Владелец магазина распахивает дверь и приглашает нас внутрь, радостно потирая руки. Он предлагает показать нам гравюры с классической стариной, это звучит многообещающе, но оказывается изображением каких-то развалин. Опершись локтем на прилавок, я склоняю хозяина к откровенному мужскому разговору:
– Картины для джентльменов, сэр!
– Конечно, сэр. – Он подмигивает.
И открывает папку с картинками охоты на лис.
– Вы неправильно меня поняли, – смущаюсь я. – Нам нужно что-то вроде того, что выставлено в витрине... э-э... раздетые нимфы.
– Превосходно, сэр, превосходно! – Хозяин ныряет под прилавок и появляется с другой папкой. – Очень художественно! Красоты женских форм в изящных и разнообразных деталях.
Бирсфорд некоторое время разглядывает исключительно непристойную сценку в турецком гареме.
– Все детали? Я прошу лупу.
Бирсфорд склоняется над картинкой.
– Невероятно. Посмотри, что этот тип делает. Никогда бы не подумал, что это возможно. Но, Шад, я не могу разглядеть, знаешь, там все... заштриховано.
Я, в свою очередь, беру лупу и обнаруживаю, что он прав. Бирсфорд тем временем перелистывает гравюры, отбирая, какие купить, и обсуждает, как их переплести в том, подходящий для его библиотеки.
С нелегким чувством, что моя попытка обучить Бирсфорда возымеет неприятные последствия (вполне вероятно, что он предпочтет уединенное развлечение с новой книгой удовольствиям в супружеской постели), я веду его в свой клуб, где мы вкушаем говядину и пиво, а потом я прошу подать бумагу и перо.
Бирсфорд удивленно следит за мной.
– Ты отлично рисуешь, Шад.
– Я научился во флоте.
Появляется один из вышколенных официантов клуба, и я прикрываю листок. Когда он уходит, забрав грязные тарелки, я вручаю свою работу Бирсфорду.
– Никогда не видел ничего подобного, – хмурится он.