– Нет. В Воксхолле ветка задела меня по лицу. Это мелочь.
В мою душу закрадывается сомнение. Но я отбрасываю его. Если бы Шарлотте нужно было солгать, разве она не возложила бы ответственность за царапину на меня?
– Расскажите мне о себе. – Странная просьба мужа к жене.
– Хорошо. – Она вытирает руки о передник. – Рассказывать нечего. Я достаточно заурядна. Независимо от того, что рассказали вам мои родственники, особенно касательно прибытия предков вместе с Вильгельмом Завоевателем. Мой дедушка со стороны отца имел конюшню, сдавал лошадей внаем и женился на наследнице, чье состояние было сделано на фарфоре. У нас есть деньги, но не происхождение. Я разбираюсь в лошадях, могу склеить разбитую чашку и разрисовать ее. Я получила образование, которое вы, вероятно, сочтете смехотворным. И Энн мой лучший друг.
– А я не ваш лучший друг?
– Нет. Вы мой муж. А теперь вы должны рассказать мне о себе. Поднимите ногу, я ее вымою.
Я делаю, что велят.
– О Господи... Шарлотта, не щекочите меня.
– Вы боитесь щекотки? – Она с расчетливой улыбкой поднимает глаза.
– В свое время ужасно боялся. Я возьму реванш, если настаиваете. Итак, история моей жизни. Я ушел во флот, когда мне было четырнадцать, и вернулся через десять лет в ранге капитана, когда умер мой брат и я унаследовал титул и владения.
– Вы командовали «Арктуром», я знаю. Робертс показал мне вещи, которые подарила вам команда, когда вы уходили. И?..
– Остальное мелочи. – Я отдергиваю ногу. Скрывшись в клубах пара, Шарлотта вытаскивает другую мою ногу, подняв мыльную волну.
– Расскажите мне о ваших родителях и брате.
Я молчу. Ее прикосновения к пальцам моих ног необычно убаюкивают. Мои глаза закрываются.
– Думаю, отец на свой лад любил нас. Он не был добрым человеком. Мучил мою мать своей неверностью и запугивал. Она умерла, когда мне было десять. Я был в школе. Меня вызвали из класса – мы разбирали Вергилия – и сказали, что она умерла. Я не мог плакать, поскольку другие мальчики сочли бы меня слабаком. Мой отец умер, когда я был за границей, приблизительно пять лет назад, а брат, как вы знаете, скончался внезапно два года назад, так что я унаследовал титул. Они оставили мне много обязанностей, включая Джона и Эмилию.
Шарлотта молча поглаживает мою ногу. Я продолжаю:
– Я хочу отвезти вас в поместье в Суффолке. Надеюсь, оно вам понравится. Небеса там, словно крыша собора. Дом старый, но теперь хорошо отремонтирован, вы познакомитесь с моими арендаторами.
– Знаете, Шад, вы действительно не похожи на записного повесу. На мой взгляд, вы поразительно сознательный и ответственный. Я почти разочарована, что Джон и Эмилия не ваши дети.
Я открываю глаза.
– Я был очень осторожен и не производил на свет нежеланных детей.
– М-да... С кем?
– Давно никого нет. Идите сюда. – Пора отвлечь ее, и когда я закончил, она была почти такая же мокрая, как и я, губы покраснели и припухли.
– Проказник, – объявляет она. – А теперь вытирайтесь и ложитесь в постель.
– С вами?
– Конечно, нет. Вам нужно отдохнуть. Энн заедет выпить со мной чаю.
Облив меня, словно лошадь, Шарлотта энергично действует полотенцем, возбуждая меня, и ведет назад в кровать.
Совершенно истощенный, я снова засыпаю.
Шарлотта
Энн приехала в сопровождении незнакомой мне молодой женщины. Она одета так же хорошо, как Энн или я, но ее почтительные манеры и скромно опущенные глаза свидетельствуют о том, что она служанка.
– Это Бетти Тилльярд, кузина моей горничной, она ищет работу. Ты упоминала, что уволила свою горничную.
Я открываю рот, чтобы поправить подругу: ужасная Уидерс сбежала из дома без моей помощи, но Энн качает головой. Я понимаю ее мысль – эта Бетти Тилльярд, возможно, не захочет работать там, откуда слуги сбегают через несколько дней.
Я спрашиваю, у кого она работала, и читаю рекомендательные письма, которые она вытащила из сумочки. Бетти Тилльярд – воплощение всех добродетелей: трудолюбивая, почтительная, спокойная, умеет чистить и чинить одежду, укладывать волосы. В противоположность Уидерс у нее всегда наготове сладкая улыбка.
– Я оставила последнее место из-за собаки лорда Харрингтона, я чихала весь день, и леди Харрингтон сказала, что из нас с собакой в доме останется кто-то один, миледи, а его светлость и слышать не хотел о том, чтобы расстаться с собакой.
Выразив удовлетворение, я предложила девушке место. Потом отправила ее к Робертсу договариваться о плате и поблагодарила Энн.
– Думаю, она вполне подойдет,– говоритЭнн в ответ на мою экспансивную благодарность. – Что это за ужасные пятна у тебя на платье? Если она сможет их вывести, ей надо платить вдвое.
Я смотрю на свои юбки.
– О, это от лекарства, которым мы протираем Шада.
– А Робертс не может это делать?
– Он тоже это делает в свою очередь.
– Это ужасно, – заключает Энн. – Ты выглядишь усталой, Шарлотта. Ты вчера всю ночь провела у его кровати?
– Да. – Я так и делала, когда не была в его постели. – Но сейчас ему значительно лучше. Я так рада тебя видеть, хотя мы можем провести вместе мало времени. Боюсь, скоро дом наводнит все семейство Трелейз.
Мы пьем чай, Энн в подробностях рассказывает мне о приготовлениях к балу, потом спрашивает, зачем я хотела ее видеть. Я едва помню, за исключением того, что хотела успокоения, не думаю, что рассказала бы ей, что ее муж имел любовницу (Энн, возможно, уже знает об этом) или, что он оскорбил меня.
– Без особенных причин. Я соскучилась по тебе, Энн. Я всегда рада тебя видеть. – Я краснею. – Мы с Шадом влюблены друг в друга.
– В самом деле?
– Да, Энн, и бастарды не его. Конечно, ведь он все это время был в море. Это его незаконнорожденные племянник и сводная сестра.
– Ты этого не знала?
– Ты хочешь сказать, что это всем известно? – Я чувствую себя круглой дурой.
– Конечно. В семье все это знают. – Она успокаивающе смотрит на меня, словно я идиотка, кем в душе себя и считаю. – Я очень рада, что Шаду лучше.
– Лихорадка прекратилась вчера вечером. – Румянец расползается по моему лицу, поскольку я хорошо помню обстоятельства, при которых это случилось. – Энн, что ты намерена делать с Эммой?
– Шшш! – Она дико озирается, словно шпионы ее мужа прячутся за шторами или в дымоходе. – Я не могу сказать Бирсфорду. Он...
– Конечно, ты не хочешь ему говорить. Но подумай, что ты станешь делать, когда она вырастет. Ты ведь, конечно, хочешь, чтобы она получила образование и возможность сделать хорошую партию? Шад нанимает наставника для бастардов. – Нужно перестать называть их так, это неприятно. – И возможно...
– Нет! Шарлотта, я знаю, что ты хочешь как лучше, но...
– Не вечно же она будет ребенком, – не унимаюсь я. – Когда ее отнимут от груди, ты оставишь ее у миссис Пайл?
Энн качает головой.
– Почему бы мне не поинтересоваться у Шада, не знает ли он какую-нибудь семью, которая сможет вырастить Эмму? – продолжаю я. – Я тебя не выдам, обещаю. Она получит образование, и ты сможешь видеться с ней. Пожалуйста, Энн, подумай об этом.
– Если ты мне друг, мы больше не будем говорить об этом. – Ее глаза наливаются слезами, и у меня возникает недобрая мысль, что Энн умеет вызывать их по желанию.
– Хорошо. Но поскольку я твой друг, я хочу лучшего для тебя и для твоей дочери.
– Знаю, – сопит Энн. – Я рада, что Шад поправляется, хотя, как я понимаю, это означает, что ты должна возобновить исполнение супружеских обязанностей.
Пока я пытаюсь придумать подходящий ответ, дверь гостиной открывается, и, словно большая дружелюбная собака, в комнату вваливается Бирсфорд. Следом появляются более благопристойные Карстэрс и Мэрианн Шиллингтон. Меня радует, что я не должна принимать Бирсфорда одного. Он достаточно приветлив, но не смотрит мне в глаза, и я надеюсь, что Энн этого не замечает.
Я отправляю всех троих наверх навестить Шада и поворачиваюсь к Энн.