Думаю, слуги сговорились сообщить ей и Энн, где мы с Бирсфордом должны встретиться. И конечно, когда мой палец лежал на курке, я меньше всего ожидал увидеть свою жену, которая с угрюмым видом, покачиваясь, шла прямо на меня с бутылкой шампанского и в отвратительной шляпе, похожей на цветочную клумбу. Я укрепился в мысли, что Бирсфорд меня убьет, хотя знаю, что он отвратительный стрелок. Я решил промахнуться, но подошел достаточно близко, чтобы напугать его.
И вместо этого попал в Шарлотту.
Когда она рухнула на землю, я думал, что умру от разрыва сердца. Я был уверен, что она погибла от моей руки. Поток проклятий убедил меня, что она жива, однако у нее открылось сильное кровотечение. Пуля оставила на руке глубокую царапину, думаю, она легко заживет, но я все равно долго не мог унять дрожь.
Чтобы скрыть свою слабость, я громовым голосом велю найти нож, принести бренди и мой сюртук.
– Прекратите кричать, Шад, – говорит Шарлотта. – Какой вы злой.
– Помолчите. Вы можете сесть? – Я чуть двигаю ее, прижимая раненую руку к ее боку.
– Дайте бренди, – говорит она.
При этой повторной просьбе я так радуюсь, что Шарлотта жива, что соглашаюсь дать ей немного выпить, хотя и знаю – это нежелательно.
– Хорошо. – Я подношу бутылку к ее губам и позволяю отпить. Она хватает бутылку и делает большущий глоток.
– Думаю, меня вырвет, – говорит моя чудесная жена после секундного размышления.
– Нет. – Я закутываю ее в свой сюртук. – Дышите носом.
– Ей очень плохо, – объявляет Энн. – Я поеду с вами, и Бетти тоже.
– Нет, леди Бирсфорд, спасибо. Я позабочусь о ней, а вы можете взять Бетти в свою карету, если хотите. – Не думаю, что Энн привыкла к джентльменам, нечувствительным к ее обаянию. Она хмурится, очень мило и женственно, но возмущенно отворачивается под резкий шелест юбок.
Бирсфорд улыбается, когда я отказываюсь от общества его жены, но мрачнеет при упоминании о второй пассажирке. Он все время бросает на жену влюбленные взгляды – хотя я подозреваю, что она по-прежнему отвергает его авансы, – и берет ее за руку. Она вздрагивает и ступает в сторону, и я не знаю, кого из них мне больше жаль.
Но Бирсфорд и его холодная жена не моя забота.
– Еще бренди.
– Нежелательно, мэм. Вы можете встать? Если я подниму вас, то могу задеть раненую руку.
Она встает и, как тряпичная кукла, приваливается к моей груди.
– Ой, больно. – Шарлотта хихикает и – увы, для этого нет изящного названия – рыгает.
Карстэрс, который стоит рядом и держит мои пистолеты, шляпу и другие вещи, краснеет.
Я поднимаю Шарлотту на руки и несу в карету. Для такой стройной женщины у нее убийственный вес. Когда я сажаю ее в экипаж, она клянет меня, и ее едва ли можно винить, поскольку я задеваю раненую руку.
Я обнимаю ее, это необходимо с медицинской точки зрения, поскольку я не желаю, чтобы Шарлотта тряслась от движения кареты или упала на поврежденную руку, поскольку пьяна как матрос.
– Как только мы доберемся домой, вам следует лечь в постель, – говорю я.
– Вы ни о чем другом не думаете, сэр?
– Вы будете спать одна!
– Я не смогу сама раздеться.
– Бетти вам поможет. Ведите себя прилично! – Одной рукой Шарлотта шарит по моим бриджам.
– Ого, – счастливо говорит она. – Вы не столь безразличны, как изображаете.
– Шарлотта, вы пьяны и не понимаете, что делаете.
– Еще как понимаю. Вы сами говорили, что я быстро учусь.
– Да, но вы ранены. Сейчас не время. Мэм, пожалуйста, уберите руку. Это неприлично.
– Вздор.
Это все равно, что иметь дело с охваченным любовной горячкой осьминогом. Шарлотта все-таки зажала меня в углу кареты, придавив сильной длинной ногой. Я боюсь отпихнуть ее из опасения травмировать.
Проблема решается, когда моя жена, захрапев, резко валится на меня. Она крепко спит. Я убираю ее руку с бриджей и застегиваю те пуговицы, до которых могу дотянуться. Иначе хорош я буду, явившись домой в спущенных штанах с мертвецки пьяной женой на руках.
Глава 18
Шад
– Мне это ужасно надоело. Сначала вы подхватываете детскую болезнь, потом стреляете в меня, и теперь я должна лежать в постели.
Моя жена сердито хмурится. С тех пор как мы вчера вернулись с дуэли, она вынуждена оставаться в, кровати, и нам обоим это опротивело. Она сильна как лошадь, этот потомок хозяев общественных конюшен. И при этом она не позволяет мне забыть, что я ранил ее, но не могу сказать, что виню ее.
– Прекратите ныть и ешьте суп. – Я зачерпываю ложку говяжьего бульона, который врач (не опекун пиявок на поединке, а парень, который, кажется, знает свое дело) считает подходящей едой для раненого. – Хорошо, что я люблю вас, а то оправил бы выздоравливать к родителям. И еще могу это сделать.
Как я и рассчитывал, в ответ на это Шарлотта глотает бульон.
– Вы этого не сделаете, потому что тогда не сможете каждый час прыгать ко мне в постель.
– Только раз, мэм, вчера вечером, и, насколько я помню, по вашей настоятельной просьбе.
– Выполнить которую было очень неблагородно с вашей стороны.
Я не обращаю внимания на ее ворчание. Я знаю, что она препирается со мной от скуки и боли.
– И затем вы провели ночь на диване в своем кабинете, – продолжает она. – Если вы действительно были там. Не удивлюсь, если вы отправились в театр на поиски шлюх.
– Робертс может ручаться за мое местонахождение. Если хотите, расспросите слуг.
– Которым вы платите!
– Еще бульона? – вставляю я во время короткой паузы.
Потупившись, Шарлотта качает головой.
– Рука болит?
Она снова качает головой. Я ставлю чашку с бульоном на ночной столик.
– Шарлотта, посмотрите на меня.
– Нет. – Голос у нее глухой, и тогда я вижу, что она плачет, пытаясь скрыть это от меня.
– Ах, милая! – Я притягиваю ее к себе и позволяю выплакаться в мой жилет. – Простите. Простите за все. За то, что усомнился в вас...
– И за то, что стреляли в меня. Не забудьте об этом.
– Да, и за это. Полагаю, мне не скоро позволят это забыть.
– По крайней мере, лет десять. И за то, что кричали на меня, после того как ранили.
– Я не кричал на вас, милая. Ну, признаю, кричал немного, потому что очень испугался.
Она кивает и сморкается в мой носовой платок.
– Мне ужасно больно от того, что вы решили, будто я неверна.
– Я думал, что вы любите Бирсфорда.
– Что я сделала, чтобы вы так подумали? – Она смотрит на меня с неподдельным удивлением.
– Честно говоря, эту идею вложил мне в голову Бирсфорд. – Я добавляю другие эпизоды: ее реакция на письмо, присланное из свадебного путешествия, ожидание возвращения Бирсфордов, визит в Камден-Таун и, наконец, эпизод в Воксхолле, результатом которого стали ее поврежденная губа и заметка в газете.
Шарлотта откидывается на подушку и тяжело вздыхает:
– Это все из-за Энн.
– Из-за Энн?
– Она мой друг. Мой лучший друг. Она знает меня лучше всех на свете. Когда она влюбилась, мне было одиноко. Я чувствовала, что потеряла ее и какую-то часть себя тоже.
Я молчу. У меня тоже есть друзья, я тоже их терял – неизбежное следствие времени, в которое мы живем, и моей прежней профессии. Но я никогда не чувствовал себя неполным без кого-либо из них, или, скорее, до сих пор не представлялось оказии понять, что я могу испытывать подобное чувство.
Поскольку теперь я полностью понял, что значит для меня Шарлотта, – моя вторая половина, моя любовь, женщина, которой я могу довериться и кто знает мою подлинную сущность. Потребовалось ее признание в любви к другому человеку (к Энн), чтобы я понял, как глубоко люблю свою жену. Странное дело, нечего сказать.
– Понятно. И Энн чувствует то же самое по отношению к вам?
– Не думаю, – поднимает на меня глаза Шарлотта. – Это не имеет значения.
Как ни странно, я понимаю. Я, насколько можно судить со стороны, часто замечал неравные отношения: один любим, другой любит. Бирсфорд, например, любит Энн, как и Шарлотта, но я не уверен, что Энн любит их так же сильно.