– Мы в полной безопасности, – заверяю я свою тещу.
Она мертвой хваткой вцепилась в мой рукав и молится.
Щелкая кнутом, я пускаю лошадей в галоп и замечаю еще одну карету, мчащуюся нам навстречу. Кучер пытается повернуть влево, чтобы избежать столкновения с нами, но ему труднее управлять большим экипажем, чем мне – моим легким фаэтоном. Я, насколько могу, прижимаюсь к краю дороги, пешеходы разбегаются. За нами слышны треск дерева и крики. Не знаю, что случилось: сошла ли карета с дороги или налетела на другую, но меня это не интересует.
Я въезжаю в мощенный булыжником двор гостиницы. Бока лошадей потемнели от пота, из-под копыт летят искры. Конюх спешит к лошадям, я выскакиваю из экипажа и бегу в гостиницу, оставив миссис Хейден в одиночестве.
Владелец гостиницы говорит, что ни леди Ренбурн, ни леди Шаддерли здесь нет, но после дальнейших расспросов выясняется, что комнаты наверху заняли ужасная старая леди, три смазливых юнца, парень в ливрее и несколько леди. И ребенок, добавляет он.
Поднимаясь по лестнице, я слышу заливистый детский плач. Я стучу в дверь, из-за которой доносится крик, и поскольку никто не отвечает – что неудивительно, ребенок кричит еще громче, – я открываю дверь, вхожу и вижу весьма неожиданную картину.
Совершенно голый молодой человек неподвижно стоит в углу, держа в поднятой руке ботинок. Сидящий перед ним с блокнотом и карандашом изящный юноша погружен в работу, другой заглядывает ему через плечо. Я узнаю нахлебников своей тетушки. Тетя Ренбурн, сидя за столом, развлекается вином и игрой в карты с третьим из ее коллекции молодых красавцев.
Мужчины встают и кланяются, за исключением голого, которому велено стоять неподвижно.
– Где Шарлотта?
Не дожидаясь ответа, я прохожу в смежную комнату и вижу там на кровати Энн с ребенком. Оба плачут – Энн тихо, ребенок во всю глотку.
Когда я вхожу, Энн поднимает глаза. Кажется, она не слишком удивлена, увидев меня.
– О, сэр, я не могу успокоить ее! Что мне делать?
– Где Шарлотта?
– Не знаю.
– Ребенок, вероятно, или голоден, или намочил пеленки, мэм. Сожалею, но не могу вам помочь. Я должен найти свою жену.
Я возвращаюсь в гостиную.
– Где Джереми, мой лакей?
– Милорд? – Голый молодой человек опускает ботинок и заливается краской.
– Джереми?! Боже милостивый, я не узнал тебя без ливреи. Ради Бога, оденься. Что ты себе думаешь?
– У него поразительно классические пропорции, сэр, – облизывает губы один из молодых людей леди Ренбурн, никак не могу запомнить их имена.
Я смотрю на его эскиз, в котором ботинок превратился в классическое копье.
– Вы нарисовали ему слишком маленькие ноги. Они совсем не классические. Извините, но мне нужна его помощь. Джереми, где леди Шад?
– Она разговаривает с возлюбленным Энн. Я сказала ей, что это нелепая идея, – сообщает моя тетушка.
– Просите, мэм, думаю, она пошла искать еду для ребенка, – возражает Джереми.
– Почему, черт побери, ты не пошел с ней?
– Джентльмены попросили меня остаться, – ответил Джереми. – Она не позвала меня, милорд.
Как только Джереми оделся, я отправляю его на поиски Шарлотты.
– Где возлюбленный Энн? – спрашиваю я, обращаясь ко всем в комнате.
– Его карета уехала, ну и скатертью дорога. – Тетушка сгребает выигрыш.
Дверь открывается, и появляется миссис Хейден.
– Мадам, вы видели внизу Шарлотту?
Не обращая на меня внимания, она проходит в спальню, и я слышу, как детский плач постепенно стихает, сменяясь сначала редкими всхлипами, а потом счастливым агуканьем.
Через несколько минут миссис Хейден появляется из спальни с ребенком, переодетым и сияющим. Энн идет следом, я вижу, что она старается сохранять самообладание.
– Шарлотта погубила мою жизнь, – бросает она мне. Отворачивается и садится на стул у окна.
Тетя Ренбурн тем временем качает младенца на колене, а миссис Хейден присаживается за стол и наливает себе бокал вина.
Я чувствую себя все более неловко. Когда Джереми возвращается с чашкой каши для ребенка, комната наполняется воркованием болванов, одержимых детьми. Похоже, их не слишком интересует, где Шарлотта. Молодой человек теперь рисует младенца. Энн плачет. Остальные собрались вокруг стола и уговаривают маленькую Эмму поесть и лепечут о ее красоте и сладких улыбках.
Жаль, что они с таким же умилением не уговаривали девочку, когда она плакала.
– Так ты не видел леди Шад внизу? – спрашиваю я Джереми.
– Нет, милорд. Посмотрите, какие у нее маленькие пальчики! Ей понравится, если их пощекотать? Да, нравится!
– Ее втащили в карету, – спокойно говорит Энн.
– Что? – поворачиваюсь я к ней. – И вы молчали?
– Меня никто не спрашивал, – пожимает она плечами. – Я видела ее из окна спальни.
– Мэм, она ваша подруга, вы позволили, чтобы ее похитил незнакомец, и хранили молчание?
Она улыбается:
– О, я думаю, что она знает этого джентльмена довольно хорошо.
На миг у меня голова закружилась от гнева и ревности. Я оказался одураченным рогоносцем? Нет, Шарлотта не предала меня. Не могу поверить, что она это сделала. Потом здравый смысл возвращается, и я понимаю, что больше всего потрясен предательством Энн и боюсь за Шарлотту.
Я наклоняюсь к ней.
– Ради спасения собственной шкуры вы бы позволили Шарлотте погибнуть? О чем вы думали, допустив, чтобы она уехала с беспринципным авантюристом? Что, по-вашему, случится, когда он обнаружит в карете не ту женщину? Вы порочная дурочка, Энн.
– Вы не понимаете! – Ее глаза наполняются слезами, но они не производят на меня никакого эффекта.
– Прекрасно понимаю. Шарлотта заслуживает лучшего друга, чем вы. А Бирсфорд – лучшую жену.
Кто-то обдает меня винными парами. Миссис Хейден, немного покачиваясь, касается моей руки.
– Я велела конюхам успокоить лошадей, сэр, но не выпрягать. На всякий случай.
Никогда я не был так благодарен судьбе. Слава Богу, что моя жена – внучка владельца конюшен.
Поблагодарив миссис Хейден, я мчусь во двор и расспрашиваю конюхов о недавно уехавшей карете. Они не уверены, в каком направлении поехали джентльмен и леди, но сходятся на том, что, вероятнее всего, на север. Через несколько минут я уже на дороге. Черт. Впереди затор, карета с разбитым колесом завалилась на бок, вокруг, споря и размахивая руками, суетятся люди, и что-то разлито на булыжниках. Неужели это кровь?
Я останавливаю лошадей. Проехать невозможно. Потом я вспоминаю карету, с которой чуть не столкнулся. Это она? Судя по словам зевак, после того, как мы с трудом разминулись, карета резко развернулась и налетела на фургон с винными бочками. Часть бочек свалилась на дорогу и разбилась, но никто не пострадал.
Вокруг царит почти праздничная атмосфера – люди пытаются спасти разлившееся вино, черпая его тарелками и ковшами. Свалившуюся бочку подняли, и к ней устремляются с кастрюлями, горшками и другой домашней утварью.
Потом я вижу Шарлотту, естественно, у нее в руках чайная чашка, полная вина. Стоя рядом с лошадью, явно повредившей ногу, она что-то горячо говорит одному из кучеров. Наклонившись, она ловко берется за скакательный сустав лошади, я вижу, как движутся ее пальцы. Выпрямившись, она гладит шею лошади.
Первая моя мысль – слава Богу, Шарлотта цела и невредима. Вторая – когда появился мужчина в пальто с пелериной и обнял ее за плечи, – что я убью их обоих.
Взревев от ярости, я бросаюсь вперед и, оторвав незнакомца от Шарлотты, швыряю на булыжную мостовую. Выхватив из сапога нож, я приставляю лезвие к шее этого негодяя.
– Шад, позвольте представить моего брата, лейтенанта Генри Хейдена, – смеется моя жена.
Глава 21
Шарлотта
Никогда я не видела Шада таким злым и таким грозным, его волосы растрепаны, в руках нож смертельного вида, с кривым лезвием, полагаю, он не раз пускал это оружие в ход. Этот нож – дальний родственник благородной шпаги или изящных дуэльных пистолетов. Шад выхватил его из сапога, как настоящий пират. Прискорбно, но от всего этого меня охватило что-то вроде восторженного трепета.