– Это была неудачная операция, – голос падает до шёпота. – Так не было задумано. – Я смаргиваю влагу с глаз. – Мы этого не хотели.
– А как было задумано? – Он придвигается ближе, садясь на табуретку с ногами, и распластывается по моему столу. Его внимание быстро переключается на мою тетрадку по химии, и он начинает листать её размашистыми ребяческими движениями. Смеётся. – А почему тут и цифры, и буквы? И почему они вертикально написаны? Так не бывает!
– Буквы – это названия химических элементов. Это, например, – указываю я, – сульфат лития. А цифры… Ну, смотря какие цифры. Вот это, например, атомная масса… А вот это вот – относительная молекулярная.
– А это? – Он скользит взглядом по листу без тени понимания в глазах.
– Пропорции. Чтобы уравнение решить.
Андрейка хихикает.
– А эти маленькие циферки?
– Это значит, сколько здесь атомов какого вещества. Вот это, например, видишь? – Я касаюсь формулы кончиком карандаша, совсем как это делал доктор, когда учил меня. – Это сульфид цезия. Видишь, циферка два? Это значит, что в нём два атома цезия…
– Это что, всё в школе учить? – перебивает он, огорчаясь, и хнычет: – Если надо это в школе учить, я туда не пойду!
– Ой, нет-нет! – поспешно машу я рукой. – Просто мы не с того начали. Конечно, это тебе пока неинтересно будет. Давай сначала. Начнём с того, что такое вообще химия… – Я глубоко вздыхаю, секунду-другую думаю и начинаю: – Всё вокруг – вообще всё – состоит из веществ…
Забавно, но Андрейка действительно меня слушает, вначале я даже в это не верю. Он задаёт кошмарно много банальных вопросов, словно вообще никто и никогда не пытался с ним заниматься. Конечно, рассказать о химии без физики не получается, и я начинаю вдаваться в агрегатные состояния и строение атомов, рисую схемы и пишу на листочке формулы. Он, насупившись, кивает, хмурится, делая уморительно серьёзное лицо. Впрочем, так уж много рассказать ему мне не удаётся: не успеваем мы добраться до свойств веществ, как из коридора доносится зов бабушки. Андрейка, оглянувшись, фыркает, закатывает глаза.
– Ну, ба-а! – кричит он и нехотя слазит со стула. – Ну, я тогда щас пообедаю и ещё приду! Давай! – И он вылетает из комнаты.
Что ж, быть может, он ещё не потерян.
Бабушке Лидии моё влияние не нравится: она считает, что я её внуку голову дурю. Когда Мария уходит на работу, а мы остаёмся в квартире втроём, она Андрейку ко мне совсем не пускает. Она из тех, кто к медицине относится с опаской: всё твердит что-то про заговоры фармацевтов, коновалов-врачей и принудительные госпитализации, поэтому частенько выдёргивает внука из моей комнаты.
Да и ему долго слушать внимания всё равно не хватает, поэтому он меня потом тянет смотреть мультфильмы. Он увлечённо тычет в экран и пытается объяснить, кто из персонажей злодей, а кто хороший, как устроен мир и какие у всех способности. Забавно, я узнаю собственные интонации в его обстоятельных монологах. Он так серьёзно пересказывает мне сюжеты, словно это столь же фундаментальное знание, как теория относительности. Впрочем, потихоньку и я втягиваюсь: когда слышу из гостиной знакомую мелодию, тихонечко подкрадываюсь к двери и смотрю новую серию из коридора, опершись плечом о косяк.
Наверное, к жизни тут я привыкаю ещё примерно с полгода. Тяжело смириться со всеми деталями человеческого образа жизни и со своим тотальным одиночеством. Только летом я начинаю выходить из дома – в основном просто брожу вокруг двора, пиная камни. Смотрю на людей: дети визжат, носясь друг за другом, женщина качает коляску, ездят автомобили, кто-то идёт из магазина с пакетами, собака тявкает на автобус. Потом меня привлекают к домашним делам: к уборке, закупкам, даже берут на пляж, где я неподвижно лежу на полотенце под зонтиком, уставившись в его полосатый купол, ветер бросает волосы в лицо. Чувствую себя валуном, вокруг которого мощным потоком несётся жизнь, но он остаётся неподвижным.
– Ну что ты, лапушка? – спрашивает Мария, обмазываясь солнцезащитным кремом, словно сметаной. – Иди хоть ножки помочи! – Она трясёт меня за голень, спрятанную в гидрокостюм.
– Я не хочу.
– Ты плавать умеешь?
Я пожимаю плечами. У моего тела много разных навыков. Может, и умею.
– Иди давай к Андрейке, – кивает она на весело плюхающегося в воде в цветном круге сына.
Я смотрю на его фигурку. Только дети так и могут радоваться. Паралитиком, значит, мог остаться? Взгляд скользит вдоль его позвоночника. Ни шрамика, даже эндоскопического… А это уже интересно.