Теперь все это было позади. Настроенная аппаратура действовала четко и несколько раз ловила сигналы небольших штормов. Но лишь сегодня впервые заработала мощная установка, и голос шторма прозвучал не только в лаборатории, но и с башни над морем — с башни, являющейся прообразом будущих автоматических «сторожей погоды».
Иванов раскрыл толстый лабораторный журнал, в который он день за днем записывал наблюдения: «25 сентября. Шесть часов. Принят сигнал шторма. Полный штиль…».
В широко раскрытое окно лаборатории Иванов увидел необозримую гладь моря, блестевшую, как слюда. Он смотрел вдаль и на слух привычными движениями проверял действие установки.
Шторм идет с северо-востока. Оттуда, прямо на Морского коня, через несколько часов помчатся саженные волны с пенистыми султанами над грозно изогнутыми гребнями. И скорость ветра, и высоту волн, и силу их удара автоматически записывала аппаратура. На пленке запечатлевался звук штормового сигнала. Вся картина приближающейся бури, все ее беснования вокруг скалы как бы зарисовывались. Это победа науки, большая победа над стихией, удары которой скоро перестанут быть неожиданностью для человека.
Ну, а сейчас? Что ждет сейчас тех, кто находится в море?
Рука Иванова, державшая перо, дрогнула. Он вскочил и включил маленькую радиостанцию лаборатории.
Нетерпеливо поворачивая ручку настройки, инженер, наконец, услышал ответ на свои позывные:
— Слушает «Маяк».
Иванов узнал голос Травина, председателя рыболовецкого колхоза «Маяк».
— Здравствуйте, Николай Николаевич! Говорит Иванов. Где вы?
— У Черного мыса.
— Ого! Далеко… Как там? Тихо?
— Было, как в корыте. А теперь плоховато. Обманула нас тишина.
— Идите поскорее за мыс, в Песчаную бухту! Приближается сильный шторм.
Травин помолчал.
— Вряд ли успеем… Вышли мы сюда всей нашей флотилией, ведь здесь хамсу сейчас хоть ведром черпай! А на двух шхунах моторчики слабоваты…
— Посылайте сигнал бедствия!
— Не рановато ли, товарищ Иванов? Очень стыдно будет, если напрасно тревогу поднимем.
— Нет! Посылайте! Наш аппарат, предупреждающий о шторме, не ошибается.
Иванов выключил радиостанцию и, взглянув на часы, записал в журнал:
«Шесть часов тридцать минут. Штиль. У Черного мыса терпят бедствие шхуны колхоза „Маяк“».
В окно виднелось море, такое же гладкое, по-прежнему сверкающее солнечными бликами. Но цвет неба на горизонте как будто чуточку изменился. До прихода бури к Морскому коню можно было бы еще успеть сделать множество важных и интересных наблюдений, посмотреть, как ведут себя морские животные — крабы, морские блохи, рыбы-собачки…
Иванов снова взглянул на полоску на горизонте. Несомненно, она сделалась темнее. Придвинув к себе журнал, инженер написал:
«Выхожу на катере лаборатории на помощь судам „Маяка“».
Через десять минут, взревев мощными реактивными двигателями, катер «Пеламида», с свернутым на корме толстым буксирным канатом, рванулся в море.
Морской конь с гордо запрокинутой вершиной, походившей на голову лошади, пронесся мимо, и тень скалы на миг упала на зеркало в рубке «Пеламиды», в котором отражалось узкое лицо Иванова с гладко зачесанными черны ли волосами.
Как прощальный привет, прорвался вопль сирены и тотчас же снова утонул в гуле моторов.
Иванов резко увеличил скорость катера и взглянул в бинокль. На горизонте тянулась изломанная холмистая линия — волны, через которые надо было пробиться…
БИЗНЕС КОМПАНИИ «ДЭМ»
Плотина рухнула на рассвете, в тот час, когда начинают дремать даже ночные сторожа. Смывая на своем пути людей и легкие временные постройки, вода бурно хлынула с высоты ста пятидесяти метров, широко разлилась по долине, наткнувшись на упавшие глыбы бетона и, уже совсем спокойная, подошла к дому, где жили инженеры-строители. Глухо булькая в подвалах, просачиваясь под наскоро сложенный фундамент, вода угрожала зданию, но инженеры не торопились покинуть его: здесь они всегда были одни. Даже почтальон клал их газеты и письма в ящик у края шоссе, не рискуя идти дальше по узкому каменному забору, вдоль которого струилась река, прорвавшаяся к морю.