- Вы пытаетесь меня успокоить или действительно так думаете?
- Действительно думаю.
- Ох, до чего же мне хочется вас расцеловать, Иеремия!
Полицейский улыбнулся.
- Быстро же вы кидаетесь из крайности в крайность!
Теперь, когда я наконец и сам поверил, что Эвелин не замешана в этой грязной истории, ко мне быстро возвращалась надежда на будущее.
- Как по-вашему, Иеремия, кому подошло бы описание Изочеса?
Инспектор долго колебался.
- Боюсь торопить события... но, может, это и Сужаль...
У меня - будто камень с души свалился.
- Но если Сужаль убил и ограбил Гажана, почему никто до сих пор не нашел тело?
- Тут у меня тоже есть кое-какие предположения... Но они вполне потерпят до утра. А пока, если угодно, можете переночевать здесь. Лучше, чтобы о вашем возвращении пока не знала ни одна живая душа.
Я попытался было возразить, что ничуть не устал, но Лафрамбуаз, торжественно воздев перст, изрек:
- "Уста праведника изрекают премудрость, и язык его произносит правду"...* Надеюсь, вы не собираетесь перечить Псалмопевцу, Тони?
______________
* Псалтырь 36.30.
* * *
Как только я открыл глаза, в комнату вошел Лафрамбуаз. В руках он нес так плотно уставленный снедью поднос, что мог бы накормить и самого изголодавшегося гостя.
- Не надо обращаться со мной, как с каким-нибудь анемичным молокососом, Иеремия! Я вовсе не нуждаюсь в усиленном питании... - возмутился я.
- Вы провели в поезде большую часть ночи, а нас ждет нелегкий денек.
- А который час?
- Восемь.
- Фу, какой стыд!
- Ну так, может, утопите его в кофе?
Пока я завтракал с преотменным аппетитом, Лафрамбуаз, не желая тратить времени даром, продолжал прерванный накануне разговор.
- Если вы способны сделать над собой небольшое усилие, Тони, попытайтесь на сегодня совершенно выбросить из головы мадам Гажан - я хочу, чтобы никакие посторонние мысли не отвлекали нас от дела. Давайте пока оставим в стороне вопрос, играла она во всем этом какую-либо роль или нет, согласны? Сейчас нам важно одно: это не Эвелин ездила в Испанию. Стало быть, займемся исключительно путешественником, добравшимся до Сара на машине Гажана, а заодно поищем тело.
Я чуть не опрокинул чашку.
- Тело?
- На сиденьях машины обнаружены пятна. Мне только что сообщили о результатах экспертизы, и лаборатория подтверждает, что это, несомненно, кровь. Теперь я окончательно убедился, что мы с вами должны восстановить добрую память убитого инженера.
- Убитого? Но тогда Эвелин...
- Молчок, Тони! Вспомните, мы договорились не упоминать о мадам Гажан. Может, она ни о чем не догадывается, а может, знает куда больше нашего, но об этом мы подумаем потом. Что до меня, то я все больше склоняюсь к версии, о которой говорил вам ночью: кто-то подкараулил инженера в гараже, убил его, а потом увез труп с собой.
- Куда?
- Надеюсь, еще до вечера мы это выясним. Вы сыты?
Я отодвинул поднос:
- Не то слово!
- Тогда даю вам пятнадцать минут на бритье и все прочее, а потом - за дело.
- И куда мы поедем?
- В Кап-Фэррэ...
- На дачу к Сужалю?
- Отрадно видеть, что шарики у вас вертятся в нужном направлении, иронически заметил Лафрамбуаз. - Так я вас жду.
* * *
В половине девятого мы выехали из дома инспектора. Стояло ясное, морозное утро. До Рождества оставалось всего два дня, и сердце у меня сжималось от тревоги. Удастся ли мне отпраздновать его вместе с Эвелин или ее посадят в тюрьму?.. Моя любимая в наручниках... Представляя себе эту картину, я уже не мог спокойно любоваться улицами Бордо - мешал комок в горле. Все мое существо противилось страшному видению. Эвелин? Нет, невозможно! Дичь и бред!
В Фактюре мы свернули направо - к Андерно-ле-Бэн, миновали Арес и меньше чем в трех километрах от этой деревушки поехали на сей раз налево - в таинственную глубину и безмолвие зимнего леса. Проехав Пикей, мы слегка отклонились от берега моря и наконец увидели стоящий среди высоких сосен домик.
- Мы на месте, - лаконично оповестил меня Лафрамбуаз.
В самом коттедже мы не нашли ничего интересного - там было всего две комнаты, причем одна - совсем крошечная, и такая кухня, где и повернуться-то негде, да еще крытая веранда. Короче, самый заурядный загородный домишко. Мы быстро вышли на воздух.
- Если тело Марка Гажана зарыто где-то здесь, то наверняка не у моря оттуда кто-нибудь мог бы заметить, как убийца делает свое черное дело, проворчал Иеремия. - Пойдемте-ка лучше за дом.
Мы медленно двинулись в сторону сосен, и по дороге мой спутник рассказывал, на чем основаны его надежды:
- Со дня преступления сюда, очевидно, никто не приезжал. Эвелин Гажан вряд ли пришло бы в голову томиться тут в полном одиночестве. Виновна она или нет, но ехать в этот уединенный уголок было совершенно незачем. Как печаль, так и угрызения совести в равной мере сделали бы поездку невыносимой. Если убийца - Фред Сужаль, то я тоже плохо представляю, зачем ему бродить на месте преступления. В общем, Тони, я очень рассчитываю отыскать какие-нибудь следы - во-первых, воздух здесь слишком влажный и земля почти не затвердела, а во-вторых, волоча на себе тело, человек не мог ступать, как кошка, и должен был оставить довольно глубокие отпечатки подошв. Согласны?
- Вполне... Вы, вероятно, были отличным бой-скаутом, Иеремия?
- И по-прежнему им остался, Тони. А теперь - за работу.
Честно говоря, я не особенно гожусь для игры в индейцев, и все-таки мне доставляло истинное наслаждение наблюдать, как Лафрамбуаз идет, пригибаясь к земле, словно принюхиваясь, и то наклоняется над какой-нибудь сломанной веточкой, то вдруг поднимает комочек земли и разминает в пальцах. Едва зарубцевавшиеся раны, видать, нисколько не стесняли движений Иеремии, разве что он еще чуть заметно прихрамывал. Я тоже старался изо всех сил, но для меня лес всегда есть лес и одно дерево похоже на другое. К полудню мы (во всяком случае, я) совершенно вымотались, но так ничего и не обнаружили. И, по правде говоря, успели исследовать лишь крошечную часть леса. Я прикинул, что в таком темпе мы и за месяц вряд ли прочешем хоть один гектар, и честно признался Лафрамбуазу, что следопыт из меня никуда не годный, а потому не вижу особого смысла в его затее, но мой пастор-недоучка лишь в очередной раз сослался на Писание:
- "...истинно говорю вам: если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: "Перейди отсюда туда", и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас"*.
______________
* Мф. 17.
Немного помолчав, он уже обычным тоном добавил:
- Этот Сужаль куда крепче, чем я предполагал. Вероятно, он уволок тело подальше. А я не желаю верить, будто агенты спецслужб знают, что такое усталость. Давайте-ка перекусим и - опять за дело!
Иеремия достал из багажника корзинку, и мы быстро утолили как голод, так и жажду. Не будь на дворе зима, такой пикник, пожалуй, доставил бы мне удовольствие, но сейчас, даже кое-как разведя огонь в печурке, мы дрожали от холода.
Наконец, когда уже начали сгущаться сумерки, где-то справа от меня послышался ликующий вопль Лафрамбуаза. Мы уже успели отойти от хижины Сужаля метров на пятьсот к северу. Я бросился к инспектору, и тот показал мне глубоко отпечатавшийся в земле след каблука. А уж идти дальше по этому следу было для Лафрамбуаза детской игрой. Еще около сотни метров - и мы оказались у груды хвороста. Я принялся энергично расшвыривать ветки и когда наконец добрался до земли, то и не обладая особым полицейским чутьем, можно было сообразить, что тело Марка Гажана покоится именно здесь.