И вот Аля начинает одеваться. Надела халатик, набросила кофточку, тапочки надела, тихо прошла в первую комнату, тихо открыла дверь в сени, тихонько сошла по лестнице, осторожно отперла входную дверь, вышла на улицу, незаметная, присела на порожек крыльца. Посидела тихонько и позвала:
— Володя.
Володя вздрогнул. Смотрит — как будто Аля сидит. Встал, подошел, сел прямо на траву перед ногами Алиными. Смотрит на нее.
— Знаешь, зачем я приехал? — Володя спрашивает.
— Зачем?
— Вот, думаю, приеду, разбужу Алю, а ты выйдешь, на эту ступеньку сядешь, а я тут буду сидеть, на траве, и буду смотреть на тебя до утра.
— Красиво… если, конечно, сам придумал.
— Я не придумывал.
— А кто?
— Никто не придумывал.
— А я подумала, зачем-нибудь еще приехал.
— Зачем?
— Ну, зачем-нибудь.
— Извиняться, что ли?
— Не-ет, зачем извиняться?
— Я тогда не понял себя.
— Себя?
— Ну и тебя тоже.
— А теперь?
— Теперь понял.
— А я думала, знаешь, зачем ты приехал?
— Ну?
— Думала, ты покатать меня хочешь на мотоцикле.
— Да? А ты хочешь?
— Конечно. Я люблю.
Они разговаривают тихо, замедленно, как во сне. А тут вдруг вскочил Володя.
— Ну давай, поехали, — говорит он.
— Давай в другой раз.
— Когда?
— Когда хочешь… Завтра. — Володя, а ты пианино делаешь?
— М-мм, доски стругаю.
— Ну ладно. До свиданья.
— До свиданья, — шепотом отвечает Володя.
Аля уходит. Володя заводит мотоцикл и с бешеным ревом улетает из Дорофеева в Мызино, через тот холм.
Аля спит. Утренний свет проникает через окно, уже хорошо видно Алино лицо. И от соседей звонкий, великолепный петушиный крик: ку-ка-ре-ку-у-а. И еще раз, по-утреннему звонко и радостно. А справа теленок: мм-м-м-у-у. Ку-ка-ре-ку-у-а…
Мм-м-у-у. Идет утренняя перекличка. Аля открывает глаза, улыбается. Встает, подходит к окну, налево посмотрит — ку-ка-ре-ку-у-а, направо посмотрит — мм-м-у-у. Теленок к колышку привязан, мычит. И отзывается ему невидимый петух из другого дома. Аля улыбается. Закрывает окно, потягивается сладко. А на улице солнышко поднимается и летит мотоцикл через холм. Вот он уже перед Алиным домом. Володя глушит мотор. Становится к стенке, закуривает. Аля, одетая уже, выглядывает в окно, видит мотоцикл, Володю не видит, — он к стенке прислонился, курит, — но Аля сразу поняла, чей это мотоцикл, она с изумлением прикладывает ладошки к щекам.
Выходит на улицу.
— Ты что? — и смущается, вроде, и улыбается Аля.
— Как что? Ты же сказала.
— Я пошутила.
— Как пошутила?
— Очень просто, А разве нельзя пошутить?
Володя совершенно растерян. Он не знает, как вести себя с этой Алей.
— Ты что? Ты, может, ненормальная?
— Я нормальная. Мне некогда сейчас… Ты приезжай в другой раз, расскажешь, как пианино делают.
Володя с презрением сузил глаза, рывком повернулся, зашагал к мотоциклу, Аля пошла через улицу в контору, в свой медпункт.
Она разговаривает по телефону:
— Александра Васильевна, я сейчас еду, вместе с ним. Сам он никогда не явится, легкомысленный дядька, просифонило, говорит, водкой, говорит, вылечусь, а у него что-то не перестает, болит в спине и в боку. Мы вроде за тетей Машей поедем, а уж вы не отпускайте его. Хорошо, Александра Васильевна? Мы едем.
Аля кладет трубку, выходит, запирает дверь на замок, вешает записку: «Уехала в Чамерево».
…Михаил Васильевич Гульнов ждет ее возле своего дома… Потом они вместе идут на стан. Там грузовик. Михаил Васильевич забирается в кузов, садится на скамью возле кабины.
— Аля, — говорит шофер, — ко мне в кабину.
— Нет, — говорит Аля, — я с дядей Мишей. Дядя Миша, дайте мне руку. — Аля с помощью дяди Миши забирается в кузов, рядом садится.
Мимо стана идет машина луговой дорогой, потом лесной, в Чамерево, в больницу. А другой дорогой летит мотоцикл с Володей на Владимир.
В больнице, в приемной, сидит тетя Маша. Ждет. Входят Михаил Васильевич с Алей. Михаил Васильевич, не здороваясь, подходит, спрашивает:
— Выписалась? Ну, пошли.
— Нет, дядя Миша, сейчас надо вас посмотреть, идемте, — говорит Аля.
— Ды ну, — отнекивается Михаил Васильевич.
— Идемте, — за рукав берет Михаила Васильевича. Уходят к Александре Васильевне.
Главный врач смотрит Михаила Васильевича, слушает, потом провожает на рентген. Сестра в темноте показывает ей легкие Михаила Васильевича. Шушукаются. Потом Александра Васильевна говорит вслух: