— Вы предпочитаете кальян? — спросила она с манерной медлительностью.
— Пожалуйста, что это?
— Водяная трубка. Разве на Востоке не курят кальян?
Вместо ответа он лишь с робким удивлением посмотрел на нее. У нее не было ни малейшего представления о том, что скрывалось за его мучительным молчанием.
— Мадам, я хочу кое о чем вас попросить.
— В самом деле? Ну что ж, просите, — с той же меланхоличной медлительностью отозвалась миссис Бодуин.
— Да! Сейчас. Надеюсь, вы окажете мне честь и отдадите в жены вашу дочь. Она согласна.
Последовала пауза, но недолгая. Миссис Бодуин вдруг близко к нему наклонилась, что не предвещало ничего хорошего.
— Что вы сказали? Повторите!
— Надеюсь, вы окажете мне честь и отдадите в жены вашу дочь. Она согласна выйти за меня замуж.
Он поглядел на нее своими мерцающими глазами, потом отвел взгляд. Словно завороженная, словно обращенная в камень, миссис Бодуин продолжала пристально смотреть на него. На ней были украшения из розового топаза, но он сразу понял, что они искусственные и не очень дорогие.
— Я правильно расслышала, что моя дочь хочет выйти за вас замуж? — словно издалека донесся замедленный, меланхоличный вопрос.
— Да, мадам, правильно, — ответил он, поклонившись.
— Надеюсь, мы дождемся ее возвращения, — резко подавшись назад, сказала миссис Бодуин.
И снова разговор был прерван. Она смотрела на потолок. Он оглядывал комнату, мебель, посуду в инкрустированном слоновой костью шкафу.
— Я могу положить на счет мадмуазель Вирджинии пять тысяч фунтов, — произнес он. — Насколько мне известно, ее вкладом будет эта квартира со всем ее содержимым.
Ответом ему было ледяное молчание. С тем же успехом он мог быть не в гостиной, а на луне. Однако ждать он умел. И все время просидел молча, пока не вернулась Вирджиния.
Миссис Бодуин продолжала изучать потолок. Раз и навсегда ею завладела тоска. Вирджиния посмотрела на нее, но обратилась к мужчине:
— Арно, хотите виски с содовой?
Он поднялся с кресла и подошел к столику с графинами, чтобы встать рядом с Вирджинией: тучный мужчина с седой головой, который молчал, одолеваемый дурными предчувствиями. Послышалось шипение сифона, потом оба сели на стулья.
— Мама, Арно сказал тебе?
Миссис Бодуин сидела, выпрямившись, и не сводила с Вирджинии больших, круглых, как у совы, глаз. Вирджинии стало страшно, но в то же время немного любопытно. Мать была побеждена.
— Вирджиния, это правда, что ты хочешь выйти замуж за него — за этого восточного господина? — медленно, с расстановкой, спросила миссис Бодуин.
— Да, мама, это правда, — с ядовитой ласковостью ответила Вирджиния.
У миссис Бодуин был глуповатый ошарашенный вид.
— Полагаю, я могу быть избавлена от необходимости присутствовать на церемонии, равно как от всякого общения с твоим будущим мужем — полагаю, мне не придется вести с ним никакие переговоры, — несколько растерянно проговорила она, медленно подбирая слова.
— Ну, конечно! — испуганно, но все же улыбаясь, воскликнула Вирджиния.
Пауза затягивалась. В конце концов миссис Бодуин, почувствовав себя загнанной в угол старухой, постаралась не поддаваться панике.
— Я правильно поняла, что твой будущий муж желает иметь эту квартиру? — спросила она.
Губы Вирджинии скривились в торопливой усмешке. Арно же словно прирос к стулу и молча слушал. Вирджиния склонила к нему голову.
— Ну… наверно! Наверно, ему хотелось бы, чтобы я осталась тут хозяйкой.
Вирджиния поглядела на Арно. Тот торжественно кивнул.
— А тебе она нужна? — с привычной сдержанностью спросила миссис Бодуин. — Ты сама-то хочешь жить тут со своим мужем?
В этих с особым нажимом произнесенных словах был скрыт некий сакральный смысл.
— Думаю, да, — ответила Вирджиния. — Помнишь, мама, ты сама говорила, что квартира принадлежит мне?
— Отлично! Так тому и быть. Я пришлю моего поверенного к этому… восточному господину, если ты оставишь соответствующие инструкции на моем письменном столе. Могу я спросить, когда ты собираешься… выйти замуж?
— Как ты думаешь, Арно? — спросила Вирджиния.
— Скажем, через две недели, — проговорил он, теперь сидевший очень прямо, упершись кулаками в колени.
— Примерно через две недели, мама, — повторила Вирджиния.
— Я слышала! Через две недели! Отлично! Через две недели все, что здесь есть, будет в твоем распоряжении. А теперь прошу меня извинить.