— Отвратительно!
— И что ты думаешь?
— Бог его знает. Но в любом случае надо это остановить, как истерику. Ведь это и есть своего рода истерика.
— Ты прав.
Лорд Латкилл, танцуя, странно улыбался, не сводя взгляда с лица партнерши. «Виктрола» орала во всю мочь.
Мы с Карлоттой переглянулись — нам больше не хотелось танцевать. Казалось, дом стал пустым и мрачным. Хотелось удрать подальше от холода, от жуткого света, наполнявшего его.
— Ну же, поддержите нас! — позвал лорд Латкилл.
— Пойдем, — сказал я Карлотте.
Но она отпрянула от меня. Если бы не выпавшие на ее долю страдания и потери, она бы тотчас помчалась наверх и сразилась в безмолвном поединке воль со своей свекровью. Даже теперь ее почти неодолимо тянуло пойти следом за леди Латкилл, но я взял ее за руку.
— Пойдем, — попросил я. — Потанцуем. Попробуем справиться по-другому.
Карлотта танцевала со мной, но рассеянно, даже как будто через силу. Мрачная пустота в доме, ощущение холода и гнета потусторонней силы давили на нас. Я оглядывался на свою жизнь и думал о том, как бестелесный дух своим холодом медленно уничтожает все живое, теплое. Вот и Карлотта вновь оцепенела, стала холодной и отчужденной даже по отношению ко мне. Похоже, она окончательно сдалась.
— Пока живешь, надо жить, — сказал я, не переставая танцевать.
Но я был бессилен. Мужчине не справиться с женщиной, если она ослабела духом. Мне казалось, что и мои жизненные силы испаряются.
— Этот дом наводит жуткое уныние, — проговорил я, пока мы механически переставляли ноги. — Почему ты ничего не сделаешь? Почему не вырвешься отсюда? Почему не разрубишь узел?
— Как?
Я поглядел на нее, не понимая, чем вызвал ее враждебность.
— Не надо сражаться. Тебе незачем сражаться. Но не вязни в здешней неразберихе. Сделай шаг в сторону, встань на твердую землю.
Раздраженно помолчав, она произнесла:
— Я не знаю, где эта твердая земля.
— Знаешь. Совсем недавно ты была страстной, открытой, доброжелательной. А теперь ты холодная, колючая, молчаливая. Не надо быть такой. Почему бы тебе не стать прежней?
— У меня не получится, — обреченно проговорила Карлотта.
— Получится. Стань прежней для меня. Я здесь. Зачем тебе сражаться с леди Латкилл?
— Я сражаюсь со своей свекровью?
— А то ты не знаешь.
Она посмотрела на меня виновато, умоляюще, но и с moue[59] холодного упорства.
— Ну все, — сказал я.
В скорбном молчании мы сели рядышком на кушетку.
Лорд Латкилл и миссис Хейл продолжали танцевать. По крайней мере, хоть они были довольны друг другом. Да они этого и не скрывали. Желто-карий взгляд миссис Хейл останавливался на мне каждый раз, когда она поворачивалась в нашу сторону.
— Почему она смотрит на меня?
— Понятия не имею, — ответила Карлотта. У нее словно одеревенело лицо. — Пожалуй, пойду наверх, посмотрю, что там происходит, — сказала она, вставая с кушетки и исчезая в дверях.
Почему она ушла? Почему побежала сражаться со свекровью? В таком сражении обязательно потеряешь, если есть что терять. Добиться ничего нельзя, и самое лучшее — уйти от ненавистных конфликтов.
Музыка стихла. Лорд Латкилл выключил «виктролу».
— Карлотта ушла? — спросил он.
— Как видите.
— Почему вы не остановили ее?
— Ее бы и дикие кони не остановили.
Он всплеснул руками, словно иронизируя над собственной беспомощностью.
— Она своенравна. Хотите потанцевать?
Я посмотрел на миссис Хейл.
— Нет. Не хочу встревать. Лучше поиграю на пианоле. У «виктролы» нет души.
Время летело незаметно. Танцевал лорд Латкилл или нет, мне было все равно, я подключал разные мелодии и забывал обо всем. Посреди очередной потрясающей пьесы лорд Латкилл коснулся моего плеча.
— Послушайте Карлотту. Она говорит, пора заканчивать, — произнес он мелодичным голосом, в котором теперь слышался печальный звон необъявленной войны.
Карлотта стояла, опустив руки, в позе провинившейся школьницы.
— Полковник пошел спать. Ему не удалось помириться с Люси. Моя свекровь считает, что нельзя ему мешать.
Карлотта остановила на мне вопрошающий, виноватый — или мне так показалось? — загадочный, как у сфинкса, взгляд.
— Ну, конечно, — проговорил лорд Латкилл. — Я желаю ему самого крепкого сна.
Миссис Хейл промолчала.
— Мама тоже пошла спать? — спросил Люк.
— Наверно.
— А! Тогда, может быть, поглядим, что нам оставили на ужин?
Леди Латкилл мы застали за приготовлением на спиртовке какого-то варева: молочного и безупречно диетического. Она стояла возле буфета и, помешивая в кастрюльке, делала вид, будто не замечает нас. Закончив, уселась за стол и поставила перед собой дымящуюся чашку.