— Боже милосердный, ну и видок у вас! Входите же. Боюсь, подниматься придется на самый верх. Я живу на четвертом этаже, так что крепитесь. А вы худышка, верно? Но не обижайтесь, я это не в укор. Я просто умираю от зависти.
Лиззи несколько опешила от столь пылкого приема. Хотя слова девушки можно было счесть оскорбительными, произнесены они были таким дружеским тоном, что Лиззи не обиделась. Вестибюль оказался чрезвычайно впечатляющим и просторным, с мозаичным полом и широкой мраморной лестницей. Девушка начала бегом подниматься по ступенькам, и ее пушистые розовые тапочки мягко зашлепали по каменным плитам.
— Арендная плата, кстати говоря, составляет два фунта десять шиллингов в неделю. Вас это устраивает?
— Вполне, — отозвалась Лиззи, с трудом переводя дыхание.
С каждым пройденным пролетом ступеньки становились все уже и круче. К четвертому этажу они стали бетонными и лишились ковровой дорожки. Девушка невозмутимо скакала впереди, и ее кудряшки задорно подпрыгивали. Лиззи начала задыхаться, и ее сердце гулко колотилось в груди.
— Разумеется, я могла бы позволить себе платить аренду целиком, но потом подумала — пятьдесят два раза по два фунта и десять шиллингов! На эти деньги можно накупить кучу шмоток! Вы не сочли меня жадиной?
— Нет, — отдуваясь, пролепетала Лиззи.
— Ох, бедняжка. Ничего, скоро вы привыкнете к такому подъему, и это упражнение начнет вам даже нравиться. — Они наконец добрались до верхней площадки. Девушка шагнула вглубь коридора и открыла дверь. — Ну вот, смотрите.
Комната с наклонным потолком была выкрашена в белый цвет, а ее стены были увешаны плакатами, расхваливающими отдых в зарубежных странах — Италии, Греции, Франции. Здесь же стояли два кресла и диван, на которых валялись яркие разноцветные подушечки; угол буфета, полку которого усеивали лепестки, опавшие с увядшего букета, небрежно воткнутого в хрустальную вазу, закрывала пестрая шелковая шаль. Рядом с цветами красовалась лампа под кремовым абажуром, придававшая комнате уютный вид. На низеньком столике виднелась еще одна лампа, поменьше, рядом с ней стоял граммофон. Под столиком небрежной грудой были свалены пластинки.
Словом, повсюду царил жуткий беспорядок. Ковер едва виднелся из-под слоя журналов, газет, книг, предметов одежды и даже грязных тарелок.
Заметив реакцию Лиззи, девушка вслед за ней окинула помещение взглядом.
— Кошмар! Комната в ужасном состоянии, вы не находите? А в спальне еще хуже. Завтра я приберусь… Хотя я обещаю себе это каждый день. Кстати, меня зовут Джекки, Джекки Роулинсон. А вас?
Лиззи уже открыла было рот, чтобы ответить: «Лиззи О’Брайен», но вовремя прикусила язык. Лиззи О’Брайен осталась в прошлом. Лиззи О’Брайен была не тем человеком, который мог бы поселиться в этой замечательной квартире с девушкой по имени Джекки, открывшей ей дверь в розовой атласной пижаме.
— Лиза, — сказала она. — Меня зовут Лиза О’Брайен. — Ей всегда хотелось быть Лизой, а не Лиззи. Это имя звучало более солидно.
— Какое славное имя. Словом, Лиза, я должна сказать тебе, что жить со мной — удовольствие ниже среднего. Соседки приходят и уходят одна за другой, так что я даже не запоминаю, как их зовут. Большинству девушек достаточно оглядеться по сторонам, и они находят какой-нибудь вежливый предлог и убегают куда глаза глядят. Вчера приходили сразу две, и обе поступили именно так. Тех, кто рискует остаться, я свожу с ума. Я никогда не убираю за собой. Мать называет меня свиньей, которой самое место в хлеву, а не в квартире. Что ты предпочитаешь — чай или кофе?
— Мне все равно.
— Там, дальше по коридору, находится кухня, но я хожу туда только за водой. Да, вот еще что — я не мою за собой тарелки. Не то чтобы я специально оставляю их на полу, но так получается как-то само собой. У меня есть электрический чайник. Я вскипятила воду несколько минут назад. Дома я обычно не ем — мой приятель после работы приглашает меня на ужин. Но сегодня он вынужден был задержаться, иначе меня не оказалось бы дома, когда ты позвонила.
Джекки присела на корточки, включила чайник и подняла с пола две кружки.