— Мы не позвали его сюда, потому что хотели услышать вашу версию всей этой истории.
— Для начала мне бы хотелось кое о чем спросить. Я умру?
— От смерти и налогов никто не застрахован, — отрезала Эдна.
Сэм посмотрел на бабушку, но она не стала извиняться и лишь пожала плечами.
— Мил, — обратился он ко мне, — вы сказали, что чувствуете себя нормально. Это замечательно. — Вид у него и вправду был довольный. — Есть вероятность, что никакого заражения не произошло. Может, вы уже страдали от какого-нибудь обычного вирусного заболевания еще до того, как встретились с Освальдом?
Я вспомнила о крови из упаковок с фаршем, о жаре и ознобе, об улучшении зрения и отрицательно покачала головой.
— И какой теперь будет моя жизнь — я хочу сказать, в медицинском отношении? — поинтересовалась я.
— Вы должны понять, что это особая ситуация, — терпеливо объяснял мне Сэм. — Других случаев обмена кровью не происходило уже очень много лет. Мы можем только строить гипотезы относительно вашего здоровья, но, разумеется, нам придется подвергнуть вас медицинскому обследованию.
Я тут же представила себе огромный стол в морге, кипятящиеся пробирки для анализов и сумасшедших лаборантов, которые будут обследовать мой немертвый труп.
— Я записал вас к нашему семейному врачу на сегодняшний вечер, — проговорил Сэм. — Она ответит на все вопросы, касающиеся вашего физического состояния.
— Мы можем продолжить? — раздраженно спросила Эдна. — У меня есть дела.
— Разумеется, — заверил Сэм, кивнув бабушке. — Милагро, пожалуйста, опишите нам события, произошедшие в тот вечер, когда вы встретились с Освальдом.
Судя по поведению Эдны, она придерживалась линии «во всем виновата жертва», и это меня бесило.
— Потрясающая еда, впечатляющие цветочные композиции, неинтересные гости и до смерти скучные литературные чтения.
— Мы просили описать события, рецензия нам ни к чему, — снова оборвала меня Эдна.
«Уверена, что на смертном одре ты не станешь отпускать остроумные замечания», — так любила говаривать моя мать Регина. Мне вдруг захотелось позвонить ей и сообщить, что она была не права, но тогда мне пришлось бы с ней разговаривать.
— Милагро, — спокойно обратился ко мне Сэм, — вы присутствовали на вечере, где Себастьян Беккетт-Уизерспун читал свое произведение. Если верить Освальду, вы и до этого были знакомы с Беккетт-Уизерспуном.
— «Были» — ключевое слово, — заметила я. — Мы общались в колледже.
На лице Эдны изобразилось удивление, и она спросила, посещала ли я ПУ. Я ответила положительно и сообщила, что была студенткой ПУ.
— Что же стало с их уровнем? — возопила госпожа Грант, и мне страшно захотелось рассказать ей, в какое место ей пора отправиться вместе с ее уровнем.
— Насколько хорошо вы знали Беккетт-Уизерспуна? — поинтересовался у меня Сэм.
— Это к делу не относится.
— Боюсь, что относится, поскольку он похитил вас с целью добраться до нашей семьи, — возразил Сэм.
— Мы общались, — сказала я. — А потом прервали контакт. — Больше им было знать совсем необязательно. — Освальд представился, сказал, что занимается издательским делом, и предложил продолжить беседу о моем творчестве в гостинице, где он остановился.
— Девушка, имеющая хоть каплю здравого смысла, никогда не пойдет в номер к мужчине, с которым она только что познакомилась, — прокомментировала Эдна.
Дела обстояли не лучшим образом и без этой кровососущей старухи, которая постоянно злословила на тему моего здравого смысла.
— Я не усмотрела ничего зазорного в беседе на литературные темы.
К тому же он был просто потрясный.
— О, я уверена, это как раз то, к чему вы стремились, — насмешливо фыркнула Эдна.
— Именно, — с вызовом согласилась я. — В гостинице Освальд постоянно расспрашивал меня о Беккетт-Уизерспуне. Я поняла, что на самом деле Освальд хотел поговорить именно о нем, и решила уйти. — Вот я и добралась до самой мудреной части истории о благородной писательнице. — Я споткнулась о журнальный столик, и Освальд попытался удержать меня. Но мы упали и поранили губы.
Эдна вздохнула так, будто я понарассказала бог знает что.
— Вы не прервали контакта, даже когда обнаружили рану? — уточнил Сэм.
— Конечно, прервала.
Естественно, в конце концов я прервала этот контакт. Не стану же я рассказывать об урагане эмоций, обрушившихся на меня в момент поцелуя с Освальдом, тем более что я сама тогда ничего не понимала!
— В номер ворвался Себастьян, и я ушла.
— Вы ведь знаете, что биологические жидкости служат переносчиками многих заболеваний, верно? — проговорил Сэм, теребя шариковую ручку.
— Конечно, я знаю, что через них передаются некоторые обычные болезни, — раздраженно проговорила я. — Когда Себастьян похитил меня, он заявил, что я заразилась вампиризмом.
Последнее слово подействовало на них возбуждающе.
— Это просто смешно, — сказал Сэм. — Однако я прекрасно понимаю, насколько тягостной была для вас эта история.
— Ужасно тягостной, — согласилась я. — Невероятно тягостной. Чрезвычайно тягостной. Невообразимо тягостной.
— Спасибо, Милагро, — поблагодарил Сэм и, желая успокоить меня, положил руку на мое перенесшее столько тягостей плечо. — То, что вы рассказали, в основном подтверждает версию Освальда.
— Это хорошо, потому что именно так все и было.
— Могу я поговорить с Милагро наедине? — спросил Сэм, взглянув на Эдну и Гэбриела. Оба встали и покинули комнату.
Когда дверь за ними закрылась, Сэм приблизился ко мне и сказал:
— Я очень надеюсь, что наши вопросы не показались вам слишком суровыми.
— Испанская инквизиция всегда является неожиданно, — пробормотала я, стараясь скрыть тот факт, что вдруг смутилась и почувствовала себя полной дурой.
Сэм был настолько добр, что даже улыбнулся.
— Вы должны понимать: мы были так обеспокоены перспективой вашей смерти, что, возможно, реагируем не совсем адекватно. Невероятно, что вы так хорошо себя чувствуете… Я хотел сказать — удивительно, особенно если иметь в виду то, о чем свидетельствует фольклор.
— Когда я остаюсь в живых — это всегда чудо, — обыденным тоном проговорила я, внутренне восхищаясь его чудесными коричневыми глазами. Это происходило помимо меня. Разглядывая его, я вдруг впала в отчаяние. До чего я дошла! Я больна, я непрошеная гостья вампиров, я заслужила презрение Себастьяна и жажду встречи с Освальдом, даже несмотря на то, что мое жалкое существование стало еще более плачевным, и при этом я настолько ограниченна, что какие-то там коричневые глаза способны сбить меня с толку.
— А сейчас мне хотелось бы задать несколько вопросов, — произнесла я, пытаясь не думать о красивых глазах Сэма. — Например, почему Себастьяну так неймется добраться до вашей семьи? И каким образом он узнал о вашем… э-э… заболевании?
— Отношения нашей семьи и организации Себастьяна имеют длинную и сложную историю. Мы считаем, он мог догадаться, что Освальд один из нас, потому что Освальд очень похож на нашего прапрадеда, промышленника. Мы опасаемся, что членам КАКА каким-то образом удалось добыть несколько сделанных им дагерротипов.
— Но с чего вдруг Себастьян питает такую ненависть к людям, страдающим от генетической аномалии? — Я изо всех сил пыталась быть деликатной в том, что касалось несмертности и кровососания. — Ведь кое-какие мыслительные способности у него имеются.
— Могу лишь изложить свою теорию. — После того как я кивнула, Сэм продолжил: — Я подозреваю, что Беккетт-Уизерспун ищет законный способ подвергнуть нас изоляции, чтобы получить патент на нашу ДНК. Его организация держит контрольные пакеты акций нескольких биоинженерных фирм. Как вы думаете, сколько денег иные люди готовы выложить за увеличение продолжительности жизни и повышенный иммунитет?
Я подумала о женщинах вроде моей матери и Кэтлин Бейкер.
— Целое состояние, — ответила я. — И я ввязалась во все это из-за Освальда.
— Хотя Освальду не место возле вас, ведь он к тому же помолвлен…