— Доброе утро, бабушка. Я просто рассказываю Мил о том, что хочу пойти в ветеринарную школу.
— Ничего глупее в жизни не слышала. — Эдна отмахнулась от него и пошла в дом.
Наклонившись ко мне, Освальд тихо сказал:
— Видишь, никто не поддерживает моих интеллектуальных устремлений.
Его взгляд скользнул ниже и остановился на моей груди. Ага, интеллектуальные устремления, клянусь своей отощавшей задницей!
— Что ж, у меня куча дел и встреч, — проговорил он и помчался прочь по направлению к коттеджу. Собаки радостно потрусили за ним.
В этот день я написала несколько страниц, то и дело прерываясь, чтобы представить себе, как будет выглядеть сцена мести Себастьяну Беккетт-Уизерспуну. Один француз сказал, что месть — это блюдо, которое следует подавать холодным. Но если представится такая возможность, мое возмездие будет не менее жгучим и болезненным, чем стручок хабанеро' [46], приложенный к свежей ране.
Глава семнадцатая
Разум и бесчувственность
Когда Эрни закончил возведение ограды, мы с Эдной отправились покупать растения. Я заранее разработала маршрут по лучшим питомникам округи. Я уже ждала возле машины, когда госпожа Грант вышла из дома в классной белой блузке в дырочку, широких светло-голубых брюках и дорогих белых шлепках.
— Эдна, мне так не хватает моей одежды!
— О своих родителях вы и не вспоминаете, а вот одежды вам, видите ли, не хватает.
— Одежда обращалась со мной гораздо лучше.
— Я видела кое-что из вашей одежды и позволю себе не согласиться, — коварно заметила она.
Вместо того чтобы поддаться соблазну и сказать что-нибудь колкое, я спросила:
— Как вы думаете, сможем ли мы отправиться за одеждой, после того как купим растения?
— Короче говоря, поехали, — только и ответила мне Эдна.
Я поняла, что сегодня день буквы «К» — все будет Кратко, Колко, Крикливо, Критично, Классно, Коварно и так далее. Подумав о том, что может ждать меня впереди, я постановила: нужно быть Крайне любопытной.
Мы решили ехать на грузовике. Эдна с легкостью управлялась с ним на спусках и поворотах.
— Эдна, а где вы росли?
— Вы что, решили устроить мне экзамен?
— Обычный вопрос. Такой часто задают друг другу девушки попутчицы.
— Бог мой! А потом вы предложите ограбить заправочную станцию и станцевать на барной стойке.
— Вот быть колючей, Эдна, совершенно необязательно, — сказала я: мне всегда нравилось танцевать на барной стойке.
Я откинулась на спинку сиденья. Если уж начистоту — невозможно наглядеться на загородные пейзажи в тонах шартреза, пурпурные поля, усеянные люпинами, и поросшие желтой сурепкой холмы. Мы проезжали мимо нарочито гигантских владений виноделов, скромных ранчо и полуразвалившихся хибар.
— Видите те деревья с розовыми цветами, Эдна? Это самые настоящие западные церсисы.
— Вас отец обучил садоводству?
Сначала я удивилась ее осведомленности насчет моего отца, а потом вспомнила, что вампиры ознакомились с моей неавторизованной биографией.
— Нет. Он отличный специалист по лужайкам и подстриганию растений. Ему нравятся самшит, можжевельник и другие зеленые насаждения, не требующие тщательного ухода.
— Значит, мама?
Мой смешок показался грубым даже мне самой.
— Моя мать Регина никогда не станет марать руки землей! Нет. Один из папиных сотрудников работал садовником в Никарагуа.
Я рассказала Эдне про Цезаря, мужчину средних лет, обожавшего обильные зеленые насаждения. Он показал мне, как исследовать рост корней, определять заболевания, и научил любить все растения — и обычные, и диковинные.
— Я была его протеже, — заключила я. — А вы когда-нибудь были чьей-нибудь протеже?
— Эйнштейн связывал со мной большие надежды.
— Альберт Эйнштейн?!
— Видели бы вы сейчас свое лицо, — усмехнулась Эдна, припарковывая машину.
— Ха-ха-ха, просто обхохочешься, — передразнила я.
Прежде чем выбраться из машины, я посильней надвинула шляпу на лоб. У меня не было времени чувствовать себя дурой — мы прибыли в замечательный семейный питомник, специализировавшийся на тех сортах роз, которым было уже больше ста лет. Розы, увивавшие ограду, хозяева подрезали идеально.
Мы прогулялись по рядам, и тут из лавки навстречу нам вышла некрасивая женщина маленького роста и осведомилась:
— Может, вам помочь?
— Тот, кто подрезает ваши розы, — настоящий мастер, — похвалила я.
— Это я, — призналась дама.
Мы начали увлекательное обсуждение различных методов подрезания, а Эдна тем временем продолжала прогуливаться, читая описания растений, которые кто-то нацарапал от руки на ламинированных карточках.
Госпожа Грант отдала предпочтение кремовым цветам, а я заметила:
— Белые розы идеально смотрятся в вечернем саду. Они почти светятся в темноте.
Мы выбрали несколько чайных и гибридных мускусных роз. Мое сердце дрогнуло, когда я увидела потрясающе здоровую розу эглантерию в восьмилитровой кадке.
— Эдна, это же шекспировская дикая роза! «Я знаю грядку, где цветут в избытке Фиалки, дикий тмин и маргаритки И где кругом густой шатер возрос Из жимолости и мускатных роз»' [47]. У вас должна быть такая.
— Прекрасно. Я беру ее. А теперь выберите что-нибудь для себя.
Я внимательно огляделась. Из уважения к вампирам я выбрала китайскую розу с кроваво-красными цветами.
Хозяин следующего питомника, коренастый мужчина средних лет, прочитал Эдне восторженную лекцию о фруктовых деревьях. Он был крайне настойчив и даже сделал скидку на хурму и три шпалерных груши, которые будут увивать ограду. Я прихватила несколько красивых лиственных кустарников.
Хозяин даже вызвался переставить растения в кузове нашего грузовика, чтобы разместить молодые деревья. Пока мы наблюдали за его действиями, я призналась:
— Эдна, я уже рассталась с первоначальным планом посадок.
— Будем обедать или нет?
День клонился к вечеру, и я проголодалась.
— Я хочу обедать, но мы абсолютно утратили идею нашего первоначального плана посадок.
— Ну и что? Здесь неподалеку чудесное мексиканское заведение.
— Мы забыли купить сирень.
— Мы можем купить ее в следующий раз; — возразила Эдна, и я чуть не захлопала в ладоши от радости.
Мы подъехали к маленькому кафе с выцветшей вывеской, на которой значилось: «Гриль Джо». Пройдя через дверь, защищенную специальным экраном от насекомых, мы оказались в темном прохладном зале, в котором стояло шесть столиков, покрытых яркими клеенчатыми скатертями. От запаха печеной фасоли и свинины карнитас у меня потекли слюнки. Календарь пекарни, специализировавшейся на тортильях, венчало следующее изображение: мускулистый ацтекский воин тащит полногрудую деву на пирамиду. Реши какой-нибудь фанатик вырезать мне сердце, я отбивалась бы и орала, даже если бы он оказался первым красавцем.
— Курица в соусе моле — это всегда хорошо, — заметила Эдна.
— Звучит потрясающе.
Официантка принесла корзинку теплых чипсов, и Эдна заказала нам курицу в моле и по бокалу «Богемии».
Я поймала на себе ее взгляд и спросила:
— Да?
— Вы ведь в принципе жизнерадостная девушка, верно?
Дожевывая чипс, я задумалась над вопросом Эдны.
— Моя бабушка часто говорила, что я просыпаюсь счастливой.
— Вы любили ее больше матери?
— Это она любила меня больше, чем моя мать Регина, — улыбнувшись, весело проговорила я. Поскольку я уже наполовину опустошила свой бокал с пивом, говорить на эту тему мне было гораздо проще, чем обычно. — Моя мать Регина перепробовала все возможные средства, чтобы не забеременеть. А когда это все же случилось, она просто перестала есть, так что врачу пришлось положить ее под капельницу. На последнем сроке беременности она каталась на горных лыжах. А потом «забыла» меня в торговом центре, когда мне было всего три месяца.
Было заметно, что Эдна изо всех сил старается сохранять невозмутимое выражение лица — возможно, просто потому, что она уже прикончила все свое пиво. Потом у нее все же вырвался смешок. И к заключительному пассажу моей речи, который звучал примерно так: «Она купила надувной бассейн и оставляла меня играть там без присмотра. Когда мне было три года, она заявила, что я уже могу сама переходить улицу. Она кормила меня мясными изделиями с истекшим сроком годности!» — мы уже просто рыдали от смеха.
46
Хабанеро (habanero), в букв. Переводе «гавайский» (исп.). Самая острая разновидность перца чили.