- Владимир Николаевич, расскажите, пожалуйста, о себе, - попросил Борисов.
- О себе? - старик удивленно посмотрел на Сергея. - Зачем?
- Ну, если мы с вами уже познакомились, я хотел бы узнать о Вас больше.
- Как я докатился до жизни такой? - грустно спросил Владимир Николаевич.
- Нет, конечно! - смутился Борисов. - Просто мне хотелось... , ну как бы..., узнать вас поближе. А я расскажу Вам о себе.
- Вы серьезно? - взгляд старика потеплел:
Борисов кивнул головой.
- Ну, хорошо. Хотя в моей биографии нет ничего особо интересного.
Владимир Николаевич посмотрел в окно, как бы вспоминая свои прожитые годы. Лицо его стало грустным. Он начал свой рассказ и явно чувствовалось, что он давно был лишен нормального человеческого общения, и ему хотелось выговориться, поделиться с кем-нибудь своими переживаниями:
- Мне уже 69 лет. Сам я из Ленинграда. Пережили блокаду. Мне было всего шесть лет, когда она началась. Отец пошел на фронт и уже в октябре сорок первого мы получили похоронку. Погиб в боях под Москвой. Моя мама очень сильно переживала, слегла, обессилила. Через полгода она умерла от болезни и голода. Меня забрали к себе дедушка с бабушкой, родители отца. Они тоже очень сильно голодали, но старались, как могли в первую очередь накормить меня. Никогда не забуду их любовь и заботу о себе.
Мой дядя Федор, брат отца был военным, артиллеристом в чине капитана. Еще до войны его посадили по 58-й, во время чистки армии, по чьему-то ложному и совершенно нелепому доносу. Его жену через несколько месяцев тоже забрали и она, просидев полгода в "Крестах", была отправлена в лагерь без права переписки. Больше о ней мы ничего не слышали. Детей у них не было. Когда началась война, дядю освободили и, лишив офицерского звания, отправили солдатом в штрафной батальон. Кому-то ведь нужно было воевать. Он погиб в первый же месяц где-то под Киевом.
Перед окончанием войны умер дедушка, не дожив до победы три месяца. С бабушкой мы прожили еще одиннадцать лет. К тому времени я, уже окончив школу, начал работать и поступил на вечернее отделение педагогического института. Решил пойти по стопам отца. Он тоже был учителем в школе. Окончив институт, я был направлен по распределению учителем русского языка и литературы в одну из школ города Мурманска. Там я познакомился со своей будущей женой Валей. Она была на два года младше меня. Через год у нас родился сын Игорь. Прожив в Мурманске три года, я с семьей вернулся в Ленинград. Город отстраивался, появлялись новые районы. Дом на Васильевском, в котором я жил со своими родителями во время войны, очень сильно пострадал во время бомбежек и после войны был снесен, а на его месте построили мужское общежитие для Балтийского судостроительного завода. Старую бабушкину квартиру, в которой я жил до отъезда в Мурманск, забрали, и когда вернулся, нам дали комнату в коммуналке в Выборгском районе города. Жили скромно, но очень дружно. Соседи были хорошими людьми, тоже пережившими блокаду. Почти все праздники мы отмечали вместе. Устраивали всем домом субботники. Вымывали до блеска квартиру, подметали двор, выбрасывали весь накопившийся мусор и потом, окончив работу, ставили стол во дворе и накрывали скатертью. Каждый приносил, что было из продуктов. Выставляли в окно на первом этаже патефон и включали наши любимые мелодии. Затем все дружно садились за стол. Кушали, пели песни, танцевали, играли на гитаре. Когда темнело, вешали над столом лампу и сидели допоздна. Приходили и присоединялись к нам жильцы из соседнего дома. Наши дети очень любили такие вечера и всегда просили нас чаще их устраивать. Это было время оттепели. Это чувствовалось во всем. Люди, перестрадав, как будто омыли слезами свои души. Новые планы, мечты и надежды. Сейчас уже нет таких дружных, бескорыстных отношений с соседями, да и вообще между людьми. Все закрылись и обособились в своих квартирах, в самих себе.
Владимир Николаевич замолчал, как будто вспоминая свои молодые годы. Он смотрел в окно на совершенно другой, чуждый ему мир, из которого судьба отбросила его на задворки, и ему не было в этом мире места, и он был никому не нужен.
Помолчав несколько минут, он продолжил:
- Я работал в школе, недалеко от дома, а Валя воспитателем в детском саду. У нас была дружная семья. Мы с женой уважали, любили и заботились друг о друге. Почти не бывало ссор, а если и были то недолгими. Мы быстро старались найти примирение, прощая друг другу.
Когда Игорю было уже пятнадцать лет, у нас родился еще один мальчик. Назвали Славой. Я боялся, что роды у жены могут быть с осложнениями, все-таки уже возраст, но все обошлось. Славик был нашим любимчиком, как это обычно бывает, когда рождается младший и поздний ребенок в семье. Мы баловали его, ни в чем ему не отказывая, хотя и понимали, что делаем неправильно, но по-другому не могли. Как будто старались дать ему все то, чего сами были обделены в детстве. Валя тоже, как и я в раннем возрасте лишилась родителей - отец погиб на фронте, а мать под бомбежками. Ее воспитывала тетя - сестра мамы. Она жила со своим мужем в старом ветхом деревянном домишке, доставшемся им от их родителей. У них не было своих детей из-за болезни тети, и она отдала всю нерастраченную любовь своей племяннице. Когда Валя выросла, то заботилась о своих приемных родителях до последнего их дня. Часто ездила в Мурманск навещать их и посылала им посылки с вещами и продуктами.
Игорь - старший сын, окончив школу и железнодорожный институт, уехал по распределению в Николаев на Украину и там остался. Женился. Родили дочь, а через три года развелся с женой. Нашел себе сожительницу с ребенком, и так до сих пор они живут не расписанными, в гражданском браке. Работает где-то там инженером. Игорь никогда особенно не проявлял к нам с женой больших сыновьих чувств, а когда уехал, мы получили от него вначале лишь одно письмо. С тех пор он совсем не интересовался как у нас дела и приехал лишь один раз на похороны Вали, да и то пробыл всего два дня и уехал. О себе почти ничего не рассказывал, торопился домой. Наверняка, он и не знает о том, в каком я сейчас положении. Мы с Валей, наверное, сами виноваты в том, что Игорь вырос таким отстраненным, как будто чужим и немного холодным человеком. Может быть, мы недодали ему родительского тепла и ласки. Не знаю...
Славику с родительской любовью мы наоборот перестарались. Хотя, конечно, это была совсем не та любовь, которая нужна сыну для его правильного воспитания. Мы его просто баловали. Он рос ленивым, ничем особо не интересовавшимся ребенком. Школу окончил на тройки. После школы болтался по улицам с друзьями, пока его не забрали в армию. Придя из армии, не хотел ни учиться, ни работать, пока мы сами ему не подыскали по знакомству неплохое место на заводе. Поработав там немного, он уволился, сказав, что это ему не подходит. Затем устраивался работать в других местах, но нигде долго не задерживался. Его увольняли или он уходил сам. Больше времени он был вообще без работы, сидел дома у нас на иждивении и это его не особенно огорчало. Частенько приходил домой подвыпивши. Потом он познакомился с Ирой - очень энергичной и практичной девушкой, которая смогла взять Славика в свои руки. У нее была маленькая однокомнатная квартира, которая досталась ей в наследство от бабки. Они поженились, и сын переехал к Ире. Мы с Валей остались вдвоем. Славик, если и навещал нас иногда, так только затем, чтобы попросить денег. Через год у них родился сын - Дима. Мы надеялись, что женитьба и рождение сына сделают Славика более серьезным и ответственным, но он совсем не изменился. Также скакал с одной работу на другую или просто сидел дома. Мы с женой навещали семью сына, чтобы повидать внука, покупали ему игрушки. Иногда, когда Славик с Ирой хотели куда-нибудь пойти, они приносили Диму к нам. Мы с большим удовольствием нянчились с ним. Это были для нас самые радостные моменты.