"Какой из меня гарант, - говорил я ему, - ведь я пенсионер".
"Но ты же работающий пенсионер, - убеждал он меня, - и тем более в банке работает мой одноклассник, и он поможет нам все устроить". Он был так настойчив, что я в конце концов согласился.
"А может и вправду у сына все получится", - думал я.
Коммерция Славика длилась недолго. Все пошло совсем не так, как предполагал он с друзьями. Поначалу наша квартира превратилась в какой-то перевалочный склад, и все время была завалена какими-то вещами. Он то увозил их, то привозил обратно. Приезжал злой, кричал на жену и сына. Со мной вообще не хотел разговаривать. В результате, через несколько месяцев их предприятие полностью обанкротилось. Они даже еще остались кому-то должны. Обстановка дома совсем испортилась, в воздухе висело напряжение. Славик был угрюмый и злой, частенько приходил домой подвыпивши и обвинял всех на свете в своих неудачах. Весь мой заработок и часть пенсии стали уходить на погашение взятой сыном ссуды. В то же время Славик по-прежнему нигде не работал, сидел дома или пропадал где-то с друзьями. Дома между ним и Ирой начались постоянные скандалы из-за нехватки денег и его безделья. Иногда Славик срывал свою злость и на мне, когда я попадал ему под руку.
Как то мне позвонил мой друг Аркадий и сообщил, что у его жены Нины внезапно случился инфаркт. Он вызвал скорую, но Нина умерла по дороге в больницу. Я приехал к Аркадию и помогал ему в организации похорон. Все эти дни я был рядом с ним и оставался ночевать в его квартире. Мы беседовали с Аркадием о наших прожитых жизнях, о нашей молодости, вспоминали наших так рано ушедших жен. После похорон Нины, Аркадий, зная какая обстановка царит у нас дома, предложил мне пожить у него. У него была двухкомнатная квартира, и он настаивал на том, что я совсем не буду доставлять ему каких либо неудобств. Мне было неудобно, я отказывался, но Аркадий, в конце концов, меня уговорил. Я переехал к нему, чему семья сына была нескрываемо рада. Даже Славик помог мне перевезти вещи. Как-то раз, через полгода после моего переезда, я приехал в их квартиру, чтобы забрать кое какие свои оставшиеся там вещи. Дверь мне открыла Ира - жена сына. Взгляд у нее был неприветливый, слегка удивленный и настороженный, мол, не собираюсь ли я вернуться к ним. Я поспешил ее успокоить, сказав, что приехал забрать кое-какие свои вещи. Она сказала, что они сложили их в стенном шкафу в коридоре. Комнату, в которой я жил, занял внук Дима и из нее доносились звуки какой-то компьютерной игры-стрелялки. Он слышал, что я приходил, но не вышел поздороваться со мной. Славика дома не было. Ира возилась на кухне. Она не стала расспрашивать меня, как я живу и нужно ли мне что-либо. Я явно чувствовал себя здесь нежеланным гостем. Собрав свои вещи, я ушел, тихо прикрыв за собой дверь. Вы знаете, я не в обиде на свою судьбу, на детей. Жаль, конечно, что мы упустили их воспитание.
Остановившись ненадолго и справившись с накатившим переживанием, старик продолжал:
- Я прожил у друга около года, когда Аркадий сильно заболел. Его положили в больницу и там определили, что у него рак желудка в четвертой стадии. Операцию делать было уже поздно - это только бы ускорило его смерть. Аркадия отпустили домой, выписав ему обезболивающие и кучу других лекарств. И начались тяжелые дни. Я оказался в роли сиделки у своего друга. Пришлось уволиться со своей работы. Аркадию становилось то хуже, то лучше. Иногда он лежал в кровати целый день не вставая, а иногда, когда чувствовал себя лучше, поднимался и мы ходили с ним в парк. Я ухаживал за ним, уже имея подобный горький опыт, когда болела моя жена. Приходили навещать его дети. Они были благодарны мне за помощь. Так прошло около полугода. Аркадий постепенно угасал. Его мучали сильные боли. Обезболивающие уже не помогали. По ночам он стонал, часто просыпаясь. В феврале Аркадий на какое-то время вдруг почувствовал себя лучше, даже в глазах его появился слабый проблеск надежды, но через две недели состояние резко ухудшилось. Начались сильные боли, он впал в полубессознательное состояние, часто бредил. В конце февраля он умер. Мы похоронили Аркадия рядом с его женой. До последнего момента мне выпало быть рядом с ним и наблюдать эту жуткую картину борьбы жизни со смертью. Я многое передумал в те дни. Насколько бренны все наши земные достижения и как нужно ценить саму жизнь и радоваться каждому ее моменту. Пока мы живы, нужно спешить делать добро. Только это имеет значение. Как мы раскаиваемся в конце жизни, что упустили драгоценные моменты, что недодали тепла и радости своим близким людям.
Квартиру Аркадия его дети решили продать. Они предложили мне еще пожить в ней какое-то время до ее продажи, но я отказался, сказав им, что возвращаюсь к себе. Все это время, пока я жил у друга, Славик с Ирой ни разу меня не навестили и не поинтересовались, как мои дела. Их вполне устраивало мое отсутствие. Я решил, что не буду возвращаться в их квартиру и не потому, что был в обиде на них. Мне не хотелось создавать дополнительное напряжение в той и так довольно натянутой обстановке в семье детей. Мое материальное положение было вообще крайне тяжелым. После увольнения с работы, от моей пенсии, из-за вычетов на погашение ссуды сына, оставалось меньше одной трети. Я попробовал снова устроиться на прежнюю работу, но это место уже было занято. В других местах мне отказывали из-за возраста. Я стал бродяжничать. Никогда не думал, что в старости мне будет уготована участь бездомного.
Я нашел ночлежку, устроенную местными бомжами, в подвале заброшенного нежилого дома в соседнем районе города. Жильцов этого дома выселили по причине его ветхости. Шли слухи, что этот дом собираются снести и на его месте построить новый. Но, пока это были только слухи, дом служил пристанищем для бездомных нищих. Они приняли меня в свою компанию и объяснили условия проживания. Мне выделили скромную лежанку, еще недавно принадлежащую одному из бомжей, схватившему зимой сильное воспаление легких и ушедшего вскорости в "лучший мир". Все бомжи занимались попрошайничеством и сбором бутылок. Определенную сумму денег от общей выручки, каждый должен был вносить в общую кассу, которой заведовал одноглазый бомж по кличке "Кутузов" - мужчина крупного телосложения и крутого нрава. Он был беспощаден к тем, кто пытался хитрить и увиливать от взносов. Деньги из общей кассы шли на взятки участковому милиционеру и местным бандитам. Это была оплата за наше спокойствие. Иногда на оставшуюся часть общих денег устраивались совместные пирушки с обильной выпивкой. Я старался не принимать в них участия, за что получил прозвище - "Трезвенник". В нашей бездомной компании были люди с совершенно разными судьбами. Были просто сломленные, опустившиеся люди с безвольным характером, пережившие в определенный период удар судьбы и не сумевшие его преодолеть, были спившиеся, потерявшие все бывшие работяги и представители интеллигенции, не сумевшие приспособиться к новым условиям жизни после начавшейся перестройки. У одних не было никого из близких, у других были родственники, которые не хотели ничего о них знать, как будто их просто не существовало. Им было стыдно осознавать свое родство с этими несчастными бомжами, и они старались с ними не встречаться. Я тоже оказался в этой категории бездомных. Здесь я впервые осознал, насколько наша судьба может быть непредсказуема и поступать с нами без лишних сантиментов. И еще меня поразило, что тот мир, в котором я оказался, был ни где-то там, за тридевять земель, он был всегда рядом с нами, параллельным, не пересекающимся с нашим миром. Мы как будто не знали или не хотели о нем знать.