- Откуда?! Подумали вы об этом? - закричал он во тьму.
Из-за поворота в ответ донёсся сдавленный стон. Христов побежал, и едва свернув, замер от удивления. Коридор был залит густым оранжевым светом, как стакан - мандариновым соком. Свет лучился и пёр из широкой трещины, теперь уже провала - того, откуда должен был торчать Шишкин. Осторожно, борясь с ужасом, Христов приблизился к разверзнувшейся трещине, и, жмурясь, заглянул, держась из опаски за стену. Шишкина не было видно, лишь недра угловато, хаотично распадающегося истончающимися, грубо рубленными проходами провала.
- Шишкин! Вы живой? - прокричал Христов с ладонью у рта.
- Тварь! Где помощь! Верёвку! Разможжу! - донеслось среди гула яростное.
- Сам тварь! Ты почто Бефани обрюхатил!
- Клевета! Засужу! У меня жена! И трое детей! И все похожи на меня! Кем бы я был, если б нарушил святость уз! Я твоих вертивосток размалёванных знаешь где видал? Контракт кто составлял! За беременность - как пробка с площадки, из кинобизнеса! Ничего без меня не могут! Верёвка где!
- Но кто же тогда её? - задумчиво произнёс Христов.
- Аааа! - заревело из грохочущей пучины, снова резанув душу неподдельностью страдания.
- Что? - испугался Христов.
- Демонов вижу! Склонились надо мной со сладкими улыбочками!
- Держитесь! Я сейчас!
Христов вскочил и побежал обратно. Среди реквизита должна была быть верёвка. Не ирод же он, чтоб человека бросить. Потом можно будет в спорах насчёт финансирования намекать, делая загадочное лицо. Мол, кому жизнью обязан? Не ирод же он, чтоб не накинуть пару миллиончиков в благодарность.
- Ищите верёвку! - заорал он, ворвавшись в съёмочный павильон, но на него никто не обратил внимания. Все сгрудились вокруг чего-то.
Запыхавшийся, он подошёл к толпе.
- Шишкина пора выручать, - сказал он робко.
Но не него только шикнули.
- Да в чём дело! - возмутился он. - Что у вас там?
- Моржонок! - восторженным шёпотом сообщил сентиментальный Филипп.
- Ну и чего теперь? - не понял Христов. - Там человек гибнет!
- Ты бесчувственный! - картинно упрекнула Бефани. - Он заговорил!
- Да что он такого заговорил, почему меня должно это заботить?
- Непонятно. По-немецки что-то.
Христов протиснулся ближе. Симон, аки мадонна, сидел, нежно глядя на удерживаемого на руках моржонка. Тот пискливо разговаривал и сучил плавниками.
- Это что же такое! - Христов раскрыл глаза от удивления на грани ужаса.
Гладкая кожица моржонка приобрела коричневый оттенок, а под носом отчётливо проступило чёрное пятнышко квадратной формы.
- Эс ист вихтих ди фергангенхайт цу бетрахен! - пролепетал моржонок, глядя на Христова своими пуговичными глазками. Тот протянул руку, чтобы погладить зверька, но моржонок вдруг извернулся на руках у Симона и беззубой пастью едва не схватил режиссёра за палец. Христов отскочил.
- А вот так! - засмеялся Симон. - Мы тоже не лыком шиты. Правда, мой маленький? Правда? - засюсюкал он над моржонком. Тот продолжал лепетать по-немецки, но пуговки теперь следили за Христовым, который под этим игрушечным взглядом ощутил себя неуютно.
- Давайте назовём его Шабтаем, - предложил Филипп, и все радостно поддержали эту идею.
- Давайте ему главную роль в фильме дадим, - предложил Симон и получил затрещину от распоясавшегося осветителя.
- У нас будет три главных роли, - деловито распределил Павел. - Бефани, будешь девой Марией, косынку надень. Ты! - он ткнул пальцем в грудь осветителю. - Будешь Иосифом. А моржонок Шабтай пусть играет вашего чудесного сына.
- Такого не было в сценарии! - позабыв про Шишкина, вскричал Христов. - Откуда ты всё это берёшь?
- Я - эффективный менеджер, - спокойно объяснил Павел. - Люди требуют главную роль - я даю им главную роль. Чего ещё надобно?
- А я требую, чтобы ты прекратил вмешиваться в мою работу!
- Моя работа, твоя работа - всё относительно, - сказал Павел, становясь за камеру. Взмахнув рукой, он провозгласил: - Пришествие волхвов, дубль первый! Филипп, ты подносишь моржонку в дар свою корону. Симон, твоя задача - всучить Марии банку со скипидаром. Аквадей, гоняешься за Иосифом с косой, пока он не запросит пощады. Всем ясно? Поехали!
Христов снова ощутил подземные вибрации, от которых затряслась площадка, и тут же вспомнил про Шишкина. Глянул по сторонам: трещинки разбежались по стенам, пока ещё не глубокие, но зловещие, как чёрная паутина. Плевать на Шишкина, тут бы самому смыться успеть, подумал режиссёр - и тотчас ужаснулся своей подлости. Рабочий день ещё не закончен, а он уже хочет сбежать! И какой он после этого профессионал? Пока Христов мысленно корил и упрекал себя, Филипп торжественно водрузил корону моржонку на голову, Симон всучил Марии скипидар, ухитрившись заработать на нём два динария, а Иосиф упал на колени, умоляя Аквадея сохранить ему жизнь.
- Снято! - выкрикнул Павел. Безумным взглядом озирая площадку, он хрипло расхохотался. - Господи, какой же я талантливый ублюдок!
Тут Христов заприметил верёвку среди реквизита: на ней, по идее, должен был повеситься Аквадей во время свадьбы, но теперь у верёвки появилось более благородное предназначение. Павел бегал по площадке, раздавая глупые команды, и режиссёр поборол искушение отчитать наглеца. Пускай побегает, пускай покричит, всё равно ему недолго здесь властвовать, подумал Христов без уверенности. Сунув верёвку за пояс, он бросился было к двери, как вдруг его окликнул женский голос, до того приятный и нежный, что Христов замер на месте, гадая, кому бы он мог принадлежать.
Обернувшись, он увидел перед собой Бефани: она стояла, склонив голову, и прижимала моржонка к груди.
- Прости, дорогая, нет времени, - испуганно отшатнулся Христов. - Я продюсера спасать бегу!
- Постой, не уходи, - что-то случилось с её голосом, он больше не был визгливым и противным. Бефани скромно глядела на режиссёра, каштановый локон выбился из-под косынки. - Я хотела извиниться перед тобой за своё поведение.
- Чего? - обалдел Христов. Опасаясь её стервозных штучек, он отступил на два шага. - Успокойся, ради Бога! Не надо передо мной извиняться, Бефани!
- Не называй меня так, пожалуйста, - попросила актриса. - Я больше не хочу быть Бефани. Эта роль, дева Мария... она изменила меня, понимаешь? Теперь я не та, что прежде. Я... - она улыбнулась, и лицо её засияло внутренним светом. - Я хочу, чтобы отныне меня называли Марией. Просто Марией.
И она крепче прижала моржонка к груди. Христов опустил взгляд и в ужасе понял, что ласты зверька превратились в детские ручки с цепкими пальчиками. С трудом проглотив слюну, режиссёр отступил ещё на два шага.
- Зи кённен унс унтердрюкен, - сообщил моржонок Шабтай. - Капитулирен верден вир нихт.
Христов хотел отступить ещё на два шага, но ударился в дверь. Беспомощно завертел головой: трещины в стенах стали шире, а в трещинах клубилась... тьма? Или само небытие? Узнавать не тянуло. Надо было срочно спасти Шишкина, отснять оставшийся материал и бежать подальше, пока вся студия не ушла под землю. Упираясь в дверь спиной, Христов лихорадочно пытался нащупать ручку.