Валентин наклонился надо мной, поцеловал меня в нос, и ответил:
— Не знаю, как ты, но я — получил!
Я всё понял. Это было у меня впервые в жизни. Я-то ведь думал, что никогда не позволю себе сделать «это» с мужчиной. Но, выходит, сделал, и ничего! А теперь, глядя на Валю (буду теперь его только так и называть!), я начинаю понимать, что никакой это не мужчина, это красивая и заботливая девушка, только спортивная и физически сильная. И любит меня — я это «нутром» чувствую. Постоянной женщины у меня в ту пору не было, со второй женой я развёлся и она уже жила в Америке. С третьей (то есть той, которая в своё время должна была ею стать) познакомились, спознались, и тут же расстались на несколько лет. Конечно, женщины были, но без серьёзных намерений. Так что — кому какое дело?
Но всё-таки я решил поговорить с Валей подробнее. У меня не укладывалось в голове, что в настолько пьяном виде я мог «доставить удовольствие», тем более биологическому мужчине. Никогда раньше я этого не делал, хотя и жил всю юность в Закавказье, где обойтись без такого рода связей трудновато. А тут вдруг Валя заверяет меня, что «удовольствие» он получил, причем с партнером почти в бессознательном состоянии! Мне стала вспоминаться Библия, Ветхий Завет, где говорилось, как дочери поили беднягу Лота вином до потери сознания, а потом совокуплялись с ним и рожали от него детей. Я не верил, что это возможно, а тут Валя говорит о полученном «удовольствии»!
— Валя, — подозвал я его, — всё-таки я не верю, что мог быть дееспособен в столь пьяном виде. Как же я мог доставить тебе удовольствие, если вообще не мог двигаться. Да и, пардон, эрекция в таком состоянии не наступает!
— Вот в тут мой дорогой профессор и ошибается, — возразил мне партнёр-оппонент, — эрекция у здорового мужчины наступает и в таком состоянии! Вспомни хотя бы библейского Лота (я аж вздрогнул от проницательности Вали, ведь я только что вспоминал об этом пьянице!), ведь он был дееспособен в полнейшем опьянении, даже детей заделал, что одной дочери, что другой! Но от тебя такой «доблести» и не требовалось! Ты что, никакого однополого секса, кроме анального, не признаёшь? Жаль тебя! Видно, откуда ты родом, с каких краёв! Один Кавказ в голове, а Европа, Франция, например, тебя не прельщает? Почему у тебя на уме один отвратительный кавказский или тюремный анальный секс? Воспоминаний о Ленине начитался? Я, кстати, тоже не любитель этого «марксистского» вида секса, мне близок и дорог секс французский, выражающий любовь в её наиболее ярком проявлении! А такой и не требует от партнёра особых усилий, всё может совершаться и завершаться даже при «отключённом» его сознании! — Валя так заразительно и сексуально рассмеялся, что я опять чуть не нарушил пресловутую германскую банную заповедь.Марксизм и гомосексуализм
Меня заинтересовали слова Вали о Ленине и марксистском однополом сексе, и я попросил моего друга и «брата» рассказать об этом поподробнее.
— Молодец, ты настоящий исследователь! — похвалил меня Валя, — тебе действительно надо подробнее знать об этом! — и он, покопавшись в книжном шкафу, достал пару листков с текстом и положил их передо мной. Это была копия неких архивных материалов с комментариями историка, кандидата исторических наук И.В. Соколова.
Материалы из личного архива Григория Зиновьева, члена Политбюро ЦК ВКП(б), первого секретаря Ленинградского обкома партии:
Письмо Ленина к Григорию Зиновьеву (1 июля 1917 г.):
«Григорий! Обстоятельства сложились так, что мне необходимо немедленно скрыться из Петрограда. Далеко уехать не могу, дела не позволяют. Товарищи предлагают одно место, про которое говорят, что оно вполне безопасное. Но так скучно быть одному, особенно в такое время… Присоединяйся ко мне, и мы проведем вдвоем чудные денечки вдали от всего… Если можешь уединиться со мной, телефонируй быстрее — я дам указание, чтобы там все приготовили для двух человек…»
Это письмо написано в июле 1917 года, когда Ленин собирался покинуть Петроград и поселиться с Зиновьевым в Разливе, в ставшем потом знаменитым шалаше. Именно там взаимоотношения Ленина с Зиновьевым получили свое развитие. Они провели там наедине много времени, и, очевидно, это окончательно вскружило голову Зиновьеву. Потому что в сентябре он пишет из Петрограда Ленину в Финляндию.
«Дорогой Вова! Ты не поверишь, как я скучаю тут без тебя, как мне не хватает тебя и наших с тобой ласк… Ты не поверишь, я не прикасался ни к кому с тех пор, как ты уехал. Ты можешь быть совершенно уверен в моем чувстве к тебе и в верности. Поверь, ни к мужчине, ни, тем более к женщине, не прикасался и не прикоснусь. Только ты — мой близкий человек… Приезжай, не бойся, я все устрою наилучшим образом».