Выбрать главу

Я взглянул на Настю — неужели она поняла мой замысел? Она смотрела на меня понимающим, и, как мне показалось, даже любящим взглядом.

— А теперь я хотела бы отблагодарить нашего тамаду Ника песней, простой русской народной песней, которая, как я узнала, — твоя любимая песня, Ник!

— Она сказала «твоя» — это прекрасно! Но откуда ей про песню известно, да и ту ли она имела в виду? Может Дима рассказал, а может она мои литературные «опусы» читала? — мелькали мысли в моей захмелевшей голове.

И вдруг Настя запела:

Затем тебя я, милый мой, узнала,

Затем ты мне ответил на любовь,

Ах, лучше бы я горюшка не знала,

Не билось бы моё сердечко вновь

Я вообще не могу слушать эту песню без слёз, её я слышал от моей любимой девушки, тоже Насти, на берегу Москвы-реки у городка Тучково, поздним вечером у костра. Она сидела на свёрнутом в валик одеяле, а я — девятнадцатилетний юноша, лежал перед ней на земле, положив голову ей на колени. Я уже был женат, жена была беременна, я знал, что нам с Настей придётся расстаться, и она знала это, и пела мне эту песню, роняя слёзы на моё лицо. У меня тогда случилась настоящая истерика, я рыдал, не зная, что мне делать, как поступить…И сейчас у меня сперва закапали слёзы на стол, затем полились ручьём. Я, прикрывая ладонью рот, зарыдал в голос. Всё вспомнилось мне, всё пережилось вновь, и ещё вспомнилось, сколько мне теперь лет и сколько лет моей ровеснице Насте… Я положил голову лицом на стол и плакал, плакал… Гости не знали, что делать, а Настя, колдовски улыбаясь в лучах заходящего солнца, продолжала и продолжала петь своим чудесным голосом…

— Всё — жизни конец, любви конец, Вселенной конец — один холод, энтропия и смерть всему! — такие мысли одолевали меня.

Настя перестала петь, подошла ко мне, наклонилась, поцеловала в голову, и тихо сказала:

— Успокойся, Ник! Всё будет хорошо, всё будет так, как ты хочешь, как ты задумал! Такова уж жизнь, и ты знаешь её! Аминь!

Я перестал плакать и поднял голову; Настя села на своё место. Все растерянно смотрели друг на друга. Криво улыбнувшись, я извинился:

— Простите алкаша и старого повесу! Жизнь свою и любовь свою утраченную вспомнил! Песня уж больно русская, больно проникновенная, больно личная! Простите, люди добрые!

— Ребята, выпьем за Ника, выпьем за нашего друга, мы рядом, мы не дадим тебе грустить! — почти сквозь слёзы проговорил Валя и чокнулся бокалом со мной. — Всё будет путём, всё будет, как ты задумал! — тихо шепнул он мне, и мы выпили.

Всё за столом пришло в норму, как и было до песни Насти. Мы запустили музыку, Настя тихо подпевала ей, Валя и Дима оживлённо что-то обсуждали. Я слушал и медленно отпивал вино.

— Всё нормально, — думал я, — вот скоро женюсь на Тамаре — заявку уже подали в ЗАГС, договорились со знакомым священником — отцом Иоанном по фамилии Христов (почти Христос — как шутил он) о венчании… Авось и у друзей всё получится — вот погуляем!

Вдруг я почувствовал, что сзади ко мне кто-то подошёл. Оглянулся — Настя.

— Давай поговорим, — предложила она, хитро улыбаясь.

— Пойдём в помещение, там спокойнее, — предложил я.

Мы зашли в дом, прошли в мой кабинет, сели на диван.

Настя попросила прощения за песню, не думала, дескать, что разволнует она меня настолько.

— Кто надоумил? — поинтересовался я.

— Да Дима, рассказал сразу после ресторана. Сказал, что у тебя в юности любимая женщина была, которую как и меня, звали Настей. Ты из-за неё чуть с четвёртого этажа общежития МИИТа не упал. И про Тучково, где у вас любовь протекала, рассказал, и про песню эту тоже. Да почти всё, о чём ты ему в сауне рассказывал, передал мне. Почему-то ему захотелось про твою личную жизнь мне поведать…

— Настя, я по твоим словам понял, что ты мой замысел насчёт вас немного раскусила, — осторожно начал я.

— Почему же немного, мы женщины эти хитрости рождены раскусывать. Да и ты тостами своими и разговорами почти всё и высказал, — Настя перешла на шёпот, — хочешь ты меня замуж за Валю отдать, а это, если отбросить чувства, и для него и для меня полезно. Вначале я подумала, что это будет брак всерьёз — жалко стало, ведь я успела проникнуться к Диме. Потом поняла, что Валя мужик не настоящий, это даже по его взгляду видно. Он смотрит на меня как подруга, а не как мужик. Может, я излишне «подкована» по этому вопросу в нашей ресторанно-музыкальной среде. А вот на Диму он смотрит как баба на мужика, мужика нового, молодого и интересного. И тот тоже на него рот раззявил! — почти серьёзно рассердилась Настя. — Но ведь и на меня Дима мужиком смотрит, а может даже любит меня! Вот этого — роли Димы — я пока не понимаю, поясни мне это, Ник!

— Слушай, Настя, меня внимательно! И не обижайся, если чего не поймёшь, молодая ты пока! Валя, как ты правильно поняла, и хороший человек, и миллионер, и умница, но психика у него женская. Он может тебе хорошей подругой быть — любить тебя, заботиться о тебе, помогать тебе, но только как подруге! Но сейчас он не может открыто жить с любимым мужиком — нет такого у него. Ему надо, хотя бы для отвода глаз, для престижа, для дальнейшего успеха иметь завидную законную жену. Он о ней будет заботиться, холить и лелеять её, а под её прикрытием сексом заниматься с мужиком. Привести тебе такие примеры из жизни наших «звёзд», или сама знаешь? А, думаешь, раньше, например, при совдепии такого не было? А брак, или правильнее «мезальянс» великой актрисы Орловой и режиссёра Александрова? Да все близкие им люди знали про гомосексуализм Александрова, в реальности Мормоненко, даже, пожалуй, и сам Сталин знал про это, но виду не подавали. Люди в законном браке, оба уважаемые, народные! Да и «партнёр» у великого режиссёра был ещё более великим — сам Эйзенштейн! Настя, не спутай, бога ради с Эйнштейном — тот в этом плане чист, как стёклышко! Зато бабником был почище дона Жуана, или Хуана, не знаю, как правильнее. Теперь ближе к нашему делу. Наш Валя — эстет в этом деле. Ему противен гомосексуализм грубый, азиатский. Ему европейскую, точнее, французскую любовь подавай, да чтобы мужик был утончённый, деликатный, с которым как с любящим мужем жить можно было бы! Это — скорее чувственная любовь, чем секс, в прямом смысле этого слова. Ты меня понимаешь? — Настя кивнула. — Такой секс, как я замечаю, он ждёт от Димы. А Дима, как я знаю его — бисексуал, причём активный. Он может досмерти любить женщину, иметь с ней огненный секс, и в то же время иметь в любовниках, прости — в любовницах, мужика пассивного. Дима — энергичный, он двоих запросто осилит. Тем более, секс с утончённым эстетом Валей для него будет несколько другим, чем секс обычный, он не потребует таких затрат физических сил. Прости уж, меня за прямоту! И ревности это не должно вызывать никакой. А для окружающих — Дима будет его секретарём, охранником, водителем и т. д. А ты — законной женой, хозяйкой и повелительницей, любимой подругой. И секретарь — охранник — водитель должен постоянно быть при вас двоих — возить и охранять! Да и любить вас обоих, или обеих — не знаю, как правильнее! Без Димы ни ему жизни не будет, ни тебе, если только другого не заведёшь. А что, если тихо, то можно! Главное, чтобы Дима не узнал. Вале-то до фени, лишь бы ты его как жена не бросила!