— Это настоящий искусственный сафьян.
— И вот теперь у нас имеется Всемирное Государство. И наш всенародный праздник — День Форда. И Общественные Спевки. И Фордослужения Солидарности.
"О Форд, как я их ненавижу!" — думал Бернард Маркс.
— Люди верили в так называемое Небо. Но в то же самое время люди той эры имели привычку поглощать огромные количества алкоголя...
"Как бифштекс, ну просто, как бифштекс!"
— Верили в так называемую душу и так называемую загробную жизнь...
— Спроси Генри, где он его достал.
— Кроме того, люди принимали наркотики.
"А хуже всего то, что и она сама считает себя чем-то вроде бифштекса, предназначенного для них".
— В 178 году от Р.Ф. двум тысячам фармакологов и биохимиков были отпущены огромные субсидии.
— А он какой-то мрачный! — сказал Заместитель Начальника Отдела Социального Предопределения, указывая на Бернарда Маркса.
— Через шесть лет началось коммерческое производство этого препарата. Идеальное средство!
— Давайте подразним его!
— Эвфоричное, наркотичное, приятно галлюцинантное.
— Что хандришь, Маркс, что хандришь?
Бернард Маркс опомнился от легкого удара по плечу. Перед ним стоял эта скотина, Генри Фостер.
— Что тебе сейчас нужно — так это грамм-другой сомы.
— В соме соединились все преимущества христианства и алкоголя, но в ней не было их недостатков.
"О Форд, как бы я хотел его убить!" — подумал Бернард Маркс.
Но он сказал только:
— Нет, спасибо.
И отвел рукой предложенный ему флакончик с таблетками.
— Вы можете уйти в отпуск от действительности, когда только пожелаете, и вернуться назад, не чувствуя похмелья, не ломая голову над древними побасенками.
— Прими, — настаивал Генри Фостер, — прими.
— Так была практически гарантирована устойчивость общества.
— Когда проглотишь кубик сомы, все беды станут невесомы, — сказал Заместитель Начальника Отдела Социального Предопределения, цитируя один из лозунгов знакомой гипнопедической мудрости.
— Оставалось лишь победить старость.
— Пошел к черту! - заорал Бернард Маркс.
— Что за шум, а драки нет?
— Половые гормоны, переливание молодой крови, маг- незиевые соли...
— Помни: грамм сомы лучше, чем молнии и громы!
И, захохотав, они удалились.
— Были уничтожены все психологические травмы старости. А вместе с ними, разумеется...
— Не забудь спросить его про мальтузианский пояс, — напомнила Фанни.
— А вместе с ними, разумеется, исчезли склеротические изменения, обусловливающие умственную деградацию престарелых. Характер человека сделался неизменным на протяжении всей его жизни.
— До сумерек мне еще нужно сыграть два раунда в Штурмовой Гольф. Так что я ужасно тороплюсь.
— Работа, развлечения — в шестьдесят лет наши силы и наши вкусы остаются такими же, какими они были в семнадцать. В тяжелые прежние времена старики нередко отказывались от юношеских удовольствий, переставали работать, уходили на пенсию, обращались к религии, запоем читали, размышляли — размышляли!
"Болваны! Свиньи!" — говорил сам с собой Бернард Маркс, направляясь по коридору к лифту.
— А теперь — таков прогресс — престарелые трудятся, престарелые совокупляются, престарелые предаются наслаждениям, и у них не остается времени, не остается досуга, чтобы сесть и поразмышлять; а если, по какой-то несчастной случайности, у них и образуется сколько-то свободного времени, если они среди своих многообразных занятий выкраивают минуту досуга, то всегда есть сома, вкусная сома, пленительная сома — полграмма в будний день, грамм в выходной, два грамма для путешествия на сказочный Восток, три грамма для увлекательнейшего отпуска на Луне; а возвратившись к действительности, они обнаруживают, что минута досуга уже кончилась, и они снова погружаются в водоворот труда и развлечений, они носятся от чувствилища к чувствилищу, от одной пневматической девушки к другой, от электромагнитного поля для Штурмового Гольфа к...
— Уходи, девочка! — сердито закричал Директор ИЧП.
— Мальчик, уходи! Вы что, не видите, что Его Фордство занят? Уходите — и играйте в свои эротическое игры где- нибудь в другом месте!
— Бедные детки! — сказал Правитель.
Медленно, величественно, под равномерный гул хитроумной машинерии конвейеры продолжали двигаться вперед — по тридцать три сантиметра в час. В багровом полумраке сверкали бесчисленные рубины.