Директор торжествующе потер руки.
— Замечательно! — сказал он. — Как будто это было сделано специально.
Наиболее проворные младенцы уже подползали к цели. Крошечные ручки тянулись к цветам и картинкам, дотрагивались до них, хватали и обрывали лепестки у роз, мяли яркоосвещенные листы книг. Директор подождал, пока довольные дети, погруженные в свое новое занятие, совершенно перестали обращать внимание на что бы то ни было вокруг себя.
Затем он сказал:
— Следите внимательно.
И, подняв руку, дал сигнал.
Старшая Сестра, стоявшая у пульта в другом конце комнаты, нажала кнопку.
Раздался звук страшного взрыва, за ним — еще один. Пронзительно — и с каждым моментом все пронзительнее — завизжала сирена. Бешено забухали колокола.
Перепуганные дети заплакали, закричали; лица их исказились от страха.
— А теперь, — закричал Директор (ибо сирена ревела совершенно оглушительно), — теперь мы завершим урок небольшим электрошоком.
Он снова махнул рукой, и Старшая Сестра нажала другую кнопку. Плач и крики младенцев сразу же совершенно изменились по тону: теперь в них звучало паническое отчаяние, почти безумие, дети вопили в пароксизме ужаса и боли, их тела тряслись, искривлялись, дергались, будто в припадке падучей, — словно в их члены посылали сильные разряды электрического тока какие-то невидимые провода.
— Мы можем наэлектризовать весь пол, — проорал в объяснение Директор. — Но этого пока достаточно.
И он дал Старшей Сестре сигнал отбоя.
Взрывы прекратились, колокольный звон умолк, сирена стала постепенно замирать и наконец совершенно затихла. Младенцы перестали дергаться, и безумные, панические вопли превратились в обыкновенное негромкое хныканье и плач перепуганных детей.
— Ну, а теперь предложите-ка им снова цветы и книжки.
Сестры повиновались. Но при одном лишь приближении к розам, при одном лишь взгляде на симпатичных, весело раскрашенных кошечек, петушков и овечек младенцы в ужасе отшатывались и начинали реветь во весь голос.
— Наблюдайте! — торжествующе произнес Директор. — Наблюдайте. Книги и оглушительный шум, цветы и удары электрическим током — для детей эти пары понятий уже неразрывно связаны. После двухсот повторений этого или ему подобного урока в мозгу детей возникает устойчивая связь, которую уже никакими силами невозможно будет разорвать. То, что соединил человек, природа разъединить не в силах.
— Они вырастут, как выражаются психологи, с "инстинктивным неприятием" к книгам и цветам. Вырастут с устойчивыми условными рефлексами, которые уже невозможно будет преодолеть. На всю свою жизнь они теперь будут ограждены от книг и от ботаники.
Директор повернулся к сестрам:
— Убрать их отсюда!
Все еще хнычущие младенцы-дельты были водружены на столики и увезены прочь, оставив после себя запах простокваши и приятную тишину.
Один студент поднял руку.
— Я понимаю, — сказал он, — почему нельзя позволить, чтобы существа из низших каст тратили нужное Обществу время на чтение книг; к тому же, конечно, всегда есть риск, что они могут вычитать в книгах что-нибудь нежелательное — что-нибудь такое, что может нарушить некоторые из привитых им рефлексов. Однако... так вот, мне непонятно, почему — цветы? Зачем нужно тратить время на то, чтобы прививать дельтам психологическое отвращение к цветам?
Директор ИЧП начал терпеливо объяснять. Если детей приучают к тому, что при виде цветов они начинают кричать и плакать, то в основе такого воспитательного приема лежит принятая экономическая политика. Еще не так давно (лет сто тому назад или что-то вроде этого) гаммам, дельтам и эпсилонам прививали любовь к цветам — к цветам в особенности и к живой природе вообще. Делалось это для того, чтобы внушить низшим кастам желание ездить за город и таким образом побудить их как можно чаще пользоваться транспортными средствами.
— Ну и что же, они не пользовались транспортными средствами? — спросил студент.
— Еще как пользовались! — ответил Директор ИЧП. — Но это еще не все.
У цветов и пейзажей, объяснил он, есть один существенный недостаток: они бесплатны. Любовь к природе не способствует повышению производительности труда. Поэтому было решено отменить любовь к природе — по крайней мере, у представителей низших каст, — отменить любовь к природе, но о т н ю д ь не тенденцию к использованию транспортных средств. Было признано жизненно важным, чтобы представители низших каст продолжали ездить за город — несмотря на всю свою ненависть к живой природе. Трудность заключалась в том, чтобы найти экономически более здравый стимул к использованию транспортных средств, чем простая привязанность к цветам и пейзажам. И такой стимул был найден.