Выбрать главу

Мы с Марией-Терезой сами не раз страдали от нарывов, а для раройцев это подлинный бич. Никто не мог объяснить нам происхождение этой болезни и как ее лечить.

Конечно, недостаток лекарств и плохое медицинское обслуживание вызваны в первую очередь удаленностью Рароиа. Иначе говоря, первопричиной является то самое обстоятельство, которое делает остров таким исключительным, идиллическим уголком. Болезни — оборотная сторона медали, цена, которой расплачиваются раройцы за привольное, беззаботное существование. Впрочем, как явствует из сказанного выше, они не слишком-то близко к сердцу принимают свои болезни и недомогания, считая их неизбежным злом. Поводов для веселья столько, что случающиеся иногда страдания воспринимаются как мелочи и быстро забываются. Даже длительные недомогания не принимаются всерьез; об этом свидетельствует случай с Моэ Хау.

Я заметил, что он часто скребет чем-то ноги, и спросил в конце концов, в чем дело.

— Да вот все время чешутся, — объяснил он. — С самого детства. Когда уж совсем невтерпеж становится, скребу о камень.

— А ты скреби поосторожнее, не то совсем сотрешь! — посоветовал я.

— Ерунда, ногам ничего не будет. А вот камней я и в самом деле истер немало!

Окружающие улыбались так же широко, как сам Моэ Хау.

Мы дали ему витамины в таблетках — никакого эффекта. Хотя, возможно, Моэ Хау просто не стал их принимать…

Гораздо комичнее и трагичнее обстояло дело с больной спиной Хури. Однажды, когда я проходил мимо, он окликнул меня.

— Пенетито, у меня спина болит.

Хури сидел в своем шезлонге, с которого почти не вставал.

— Гм… Должно быть, ты носил слишком помногу копры. Когда началась твоя болезнь?

— В 1920 году. И с тех пор все болит.

— Да, давненько. И ты ни разу не обращался к врачам, когда бывал в Папеэте?

— Обращался много раз.

— Что же они говорят?

— Что не должно болеть.

— Гм… А ты натираешься чем-нибудь, какой-нибудь мазью?

— Нет, но жена гладит меня каждый вечер.

— Гладит? Что ты хочешь этим сказать?

— Я надеваю мокрую рубаху, и она гладит ее прямо на мне горячим утюгом.

— И помогает?

— Нет, а бывает даже, что кожу сжигает.

— Так, может быть, лучше прекратить это лечение?

— Может быть, да только мне сказали в Папеэте, что это хорошо от ревматизма.

Мы испробовали специальную мазь и кокосовое масло, но его случай явно был безнадежен. Однако самое трагикомическое в этой истории то, что Хури благополучно прошел всю мировую войну и заболел лишь по возвращении на Рароиа, когда его ушибло упавшим с пальмы кокосовым орехом. Хури был одним из немногих волонтеров из французских владений Океании, участвовавших в первой мировой войне. Сначала он попал на Западный фронт — названия мест оказались слишком трудными для запоминания, — потом очутился где-то «между Грецией и Турцией». Вернулся он уже в конце войны, увешанный медалями, но так и не выучив ни одного слова по-французски и не проникшись особым уважением к так называемой западной цивилизации, что, впрочем, и не удивительно. А в самый день своего возвращения на родной остров Хури прилег отдохнуть под кокосовой пальмой, и надо же было случиться, что ему на спину свалился пятикилограммовый орех.

— Я совсем забыл, что на земле опасно спать, объяснил Хури. — На войне мы совершенно спокойно ложились на землю и не боялись кокосовых орехов!

Вскоре мы настолько свыклись с тем, как легко и беспечно раройцы относятся к своим недугам, что даже удивились, услышав однажды громкий плач и страшный гвалт в дальнем конце деревни.

Как всегда, первыми к нам примчались дети, но они так волновались, что от них невозможно было добиться внятного слова. Прибежавшая следом Теумере крикнула, запыхавшись:

— Беда, страшная беда!

Мы быстро убедились, что и в самом деле приключилось серьезное несчастье.

Четырехлетняя Лилиан попросила дядю прокатить ее на велосипеде. Так как велосипед был без багажника, то дело кончилось, разумеется, тем, что она соскользнула со щитка и попала ногой в колесо. Прежде чем дядя остановился, большой палец ноги Лилиан оказался раздавленным, а он еще сгоряча рванул ногу девочки, вместо того чтобы снять цепь. Когда он принес племянницу к нам, из бесформенного куска мяса, который некогда был пальцем, хлестала фонтаном кровь. Маленькая Лилиан страшно кричала, но мы, стиснув зубы, принялись промывать и чистить рану. Палец, разумеется, пропал; нам с большим трудом удалось остановить кровотечение и наложить повязку.