«Небо было ясное, чуть затуманенное, а над рекой туман стоял гуще, так что Ростральные колонны и Биржа едва проглядывали. Солнце, перерезанное черной тучей, опускалось в туман. Смотреть на него было легко — туман смягчал. Все, что ниже солнца, горело малиновым приглушенным огнем. Я старался припомнить прошлое, но настоящее, хоть и приглушенное, казалось значительным, подсказывающим, не хотелось вспоминать. И Невский показался новым, хоть и знакомым. И тут мне еще яснее послышалось, что молодость молодостью, а настоящее, как ты его ни понижай, значительнее. И выросло из прошлого, так что и то никуда не делось, как дома и нового, и глубоко знакомого Невского проспекта», — так описывал свои ощущения перед торжественной встречей в честь его 60-летия именитый драматург Евгений Шварц.
Он рассказал и о том, как выходившие с поздравлениями на сцену Театра юных зрителей пионеры чувствовали себя неловко и даже несколько испуганно. Как одна девочка произнесла торжественно: «Евгений Львович! Мы приготовили вам подарок и оставили в пионерской комнате, а ее заперли, и ключа мы не могли найти…» — и ее слова потонули в громком общем хохоте. А вот самому Евгению Львовичу было не совсем весело. Все происходящее казалось ему отчасти надуманным и даже грубым. Когда раздалась песенка «Я — великан», юбиляр был объявлен великаном, затем зазвучала музыка к спектаклю «Клад», и Евгения Львовича со сцены тут же громко нарекли кладом. Все это было очень далеко от изящных, отточенных реплик его собственных пьес, в которых глубокая мудрость питает каждое слово.
Но по-настоящему грустно ему стало потом, уже во время неофициальных поздравлений. Актриса Зандберг принялась весело и доверительно рассказывать всем, как именно появилась на свет пьеса Шварца «Ундервуд», связавшая его с ТЮЗом.
— Женя, вы помните? Неужели нет? Как вы могли такое забыть? Лизочка Уварова тогда лежала в больнице, и мы вместе с вами пошли ее навестить. И я стала невольной свидетельницей вашего разговора. Лизочка, такая бедная… в больнице. И вам стало жалко ее, помните? Вам захотелось ее утешить, и вы сказали: «Давай я напишу для тебя пьесу. Ты, Лиза, в моей пьесе будешь играть старуху, которая всех щиплет. А вы, Верочка, пионерку, которая растет каждый день и кажется выше своего роста». Вы пообещали, что пьеса будет написана буквально через неделю. Лиза вам не поверила, но вы очень твердо ей это пообещали. А потом принялись как-то безудержно шутить и хохмить. Я еще подумала: у него же осталась всего неделя, а он тратит время на эти шутки. Но оказалось, что вы уже тогда начали работу нал своим «Ундервудом», ведь все ваши шутки, все хохмочки, которыми вы развлекали нас с Лизой тогда в больничной палате, вы вставили в пьесу, ничего не упустили. И вы-таки успели написать пьесу за неделю! Помните, Женя? Неужели вы забыли?
Шварц ничего не возразил разговорившейся актрисе, но при этом все больше грустнел с каждым ее новым словом.
«Я не мог представить себе, что делалось в этой душе, — признавался он потом, — какой путь ей пришлось пережить за эти годы, чтобы до такой степени все забыть и научиться так подменять пережитое сочиненным. Что же такое прошлое? Для меня двадцатые годы все равно что вчера, а тут же рядом человеку в тех же годах чудится нечто такое, чего не было. И что творилось в душе этой пожилой недоброй женщины в те времена, когда была она безразлична, добра и молода?»
Особенно больно кольнуло Шварца то, что актриса, оказывается, совершенно не помнит, что начинающий влюбленный драматург писал свою пьесу (и писал очень всерьез!) вовсе не для Елизаветы Уваровой, которую никогда не навещал в больнице, а для нее, Зандберг! Видимо, чувства молодого Евгения были для этой женщины совершенным пустяком, раз она ничего не помнит о них.
О случившемся Шварц с горечью думал не один день. Недаром перед юбилейной церемонией его тревожил предстоящий праздник в его честь. Что будет в ТЮЗе? Не приехать бы слишком рано. Не опоздать бы. Но общее ощущение значительности не оставляло. «Против ТЮЗа чинят мостовую, так что выйти нам пришлось у глазной больницы, что меня огорчило. Вспомнил, как в 38-м году ходил сюда навещать внезапно ослепшего отца… В ТЮЗ идти было все еще рано. Небо совсем прояснилось, воздух после машины казался чистым. И мы пошли не спеша, гуляя по Моховой».
Иной читатель, возможно, удивится связи Моховой и ТЮЗа, здание которого расположено на Пионерской площади. Но хорошо знакомый современному зрителю Театр юных зрителей появился только в 1962 году, до этого он десятки лет находился на Моховой, 35, в здании бывшего Тенишевского училища.
Предприимчивый князь Вячеслав Николаевич Тенишев мечтал об открытии новой школы, которая будет принципиально отличаться от современной ему системы образования. Князь (без всякой надежды окупить затраты) заплатил огромную сумму за дорогой участок на Моховой улице. Вскоре эту улицу украсило новое здание в стиле раннего модерна, построенное архитектором Берзеном.