Спектакли ТЮЗа всегда собирают полный зал и уже не могут вместить всех желающих. Но сказка, с которой начиналась история театра, вдруг ушла со сцены. Сказка как таковая практически была приравнена идеологами советской педагогики к религиозной пропаганде. Она, дескать, отучает ребят от материалистического мышления, с младых лет заставляет наивно верить в различные нелепые чудеса. Так на сцене ТЮЗа появились спектакли о жизни отважных полярников и гордых пионеров… На глазах юных зрителей они отчаянно сражались то с игрушечными богами, то с огромной бутылкой водки…
Не случайно и первой пьесой, написанной Евгением Шварцем (которого мы нынче знаем как великого сказочника), стал отнюдь не сказочный «Ундервуд».
Действие «Ундервуда» происходит не в сказочном королевстве, а в обыкновенном двухэтажном доме, где среди честных жителей обосновались мошенники. Они-то и позарились на очень дорогую печатную машинку «Ундервуд», взятую напрокат студентами. Начинается детективная история, которую разрешает не опытный сыщик, а находчивая девушка Маруся.
Шварц был уверен, что написал пьесу из современной жизни, однако в ТЮЗе ее сочли завуалированной сказкой, так напоминали герои сказочные архетипы. Театр ухватился за возможность (в обход идеологических установок) представить юному зрителю сказочное представление.
К тому времени Шварц уже был постоянным сотрудником популярных детских журналов «Чиж и Еж», хотя, родившийся в Казани, он приехал в Петроград в качестве актера вместе со своим театром.
Николай Чуковский (кстати, тоже выпускник Тенишевского училища!) свидетельствует:
«Петроград был давнишней мечтой Шварца, он стремился в него много лет. Шварц был воспитан на русской литературе, любил ее до неистовства, и весь его душевный мир был создан ею. Русская литература привела его в Петроград, потому что для него, южанина и провинциала, Петроград был городом русской литературы. Он хорошо знал его по книгам, прежде чем увидел собственными глазами, и обожал его заочно, и немного боялся, — боялся его мрачности, бессолнечности. А между тем Петроград больше всего поразил его своей солнечностью. Он мне не раз говорил об этом впоследствии. Весной 1922 года Петроград, залитый сиянием почти незаходящего солнца, был светел и прекрасен. В начале двадцатых годов он был на редкость пустынен, жителей в нем было вдвое меньше, чем перед революцией. Автобусов и троллейбусов еще не существовало, автомобилей было штук десять на весь город, извозчиков почти не осталось, так как лошадей съели в девятнадцатом году, и только редкие трамваи, дожидаться которых приходилось минут по сорок, гремели на заворотах рельс. Пустынность обнажала несравненную красоту города, превращала его как бы в величавое явление природы, и он, легкий, омываемый зорями, словно плыл куда-то между водой и небом».
Солнечный свет возвращал гармонию пошатнувшейся душе. В детстве Евгений не выносил сказок, в которых кто-нибудь погибает. Мама часто пользовалась этим, шантажируя ребенка. Например, когда он ел суп, начинала рассказывать новую увлекательную сказку, а потом вдруг обрушивала на него грозное предупреждение: «Доедай, иначе все умрут». И маленький Евгений обязательно доедал даже самый невкусный суп, отчаянно боясь, что сказочные герои погибнут.
Мальчику с такой нежной ранимой душой предстояло служение в Добровольческой армии, участие в Ледяном походе, тремор рук после тяжелой контузии при штурме Екатеринодара…
Шварц побывал и продавцом книжного магазина, и журналистом, и даже секретарем Чуковского. А затем увлекся театром. Но родившемуся в Ростове маленькому театрику не удалось покорить Петербург. Поначалу он решительно занял пустующее театральное помещение на Владимирском проспекте, но вскоре исчез (на этот раз обошлось без всяких гонений).
Чуковский иронизировал: «Приехал Шварц вместе с труппой маленького ростовского театрика, которая вдруг, неизвестно почему, из смутных тяготений к культуре, покинула родной хлебный Ростов и, захватив свои убогие раскрашенные холсты, перекочевала навсегда в чужой голодный Питер. Театрик этот возник незадолго перед тем из лучших представителей ростовской интеллигентской молодежи. В годы Гражданской войны каждый город России превратился в маленькие Афины, где решались коренные философские вопросы, без конца писались и читались стихи, создавались театры — самые „передовые“ и левые, ниспровергавшие все традиции и каноны. Театрик, где актером работал Шварц, до революции назвали бы любительским, а теперь самодеятельным, но в то время он сходил за настоящий профессиональный театр».