Административный корпус.
Вслед за секретаршей я быстро поднялась на второй этаж, в который раз удивляясь пафосности центральной лестницы. Беломраморной, с золотой отделкой и прочими завитушками. Только красного бархата не хватало, тем более что лестница, действительно, была скользкой. Ковер бы не помешал.
Преподавателей в административном корпусе скопилось немыслимое для обычного рабочего дня количество. И все они смотрели на меня со жгучим интересом, от которого почему-то похолодело внутри.
Опустив голову, окончательно переставая хоть что-то понимать, влетела в приемную ректора уже с чувством облегчения. Во-первых, подальше от любопытных взглядов, а во-вторых есть надежда, что хоть что-то разъясниться.
— Зачем мне личное дело вашей преподавательницы?! — гремел чей-то яростный голос. — Я требую, чтобы эту тварь немедленно отправили под стражу! В уголовную полицию! Вы же со своей стороны обязаны немедленно ее рассчитать и запретить любую преподавательскую деятельность!
Что ответил ректор, я не расслышала, потому что незнакомый голос взревел опять.
— Ах, она еще и целительница?! Травница?! Да ее нельзя к людям подпускать! И я добьюсь, чтобы это было именно так.
Я тяжело вздохнула под дверью. Поймала на себе сочувствующий взгляд секретарши, распрямила плечи и решительно толкнула дверь кабинета.
— Вы! — заорал черноволосый незнакомец.
— Добрый день, — обратилась я к ректору Швангау. — Меня вызывали.
Ректор кивнул, вставая.
— Добрый, — каменное лицо ректора не выражало никаких эмоций. — Присаживайтесь. Госпожа Агриппа. У нас неприятная ситуация. Более чем неприятная. Но я уверен — с вашей помощью мы разберемся.
— Какие могут быть разбирательства! — снова загремел незнакомец. — Я требую…
— Барон Гилмор, — тихо и спокойно ответил ректор. — Я бы попросил вас успокоиться.
«Гилмор… Студент первого курса „дипломатов“. Этого стоило ожидать».
Вспомнила тех, кому не поставила зачет. Этот Гилмор как раз был среди них. Все, как один — грубые, наглые, искренне считающие, что все им должны.
Я опустилась на стул, сложила руки на коленях и приготовилась слушать.
Отец ученика тоже уселся, попытался взять себя в руки — на лице вздулись вены. Глаза сияли светлым серебром. Мне показалось, что воздушник сейчас не сдержится — и обрушит ураган, который попросту сметет университет!
Однако когда мужчина заговорил, в голосе были лишь спокойствие и презрение. Контраст между интонациями и внешним видом делал его еще страшнее.
— Я обвиняю вашу преподавательницу в том, что она растлила и соблазнила моего сына, баронета Гилмора. Несовершеннолетнего, — спокойно, брезгливо и даже как-то лениво заявил мужчина.
— Что? — я не узнала собственный голос. — Ректор Швангау… Вы же понимаете… Бред полный. Когда бы я?.. Да и зачем?.. У меня есть жених, скоро мы…
— Госпожа Агриппа, — ректор говорил спокойно, безучастно, но его глаза смотрели прямо в мои и я…почувствовала силу, в которую вцепилась просто для того чтобы не потерять способности дышать. — Обвинения очень и очень серьезные. Вы же понимаете, какое это пятно на репутации нашего учебного заведения.
— И? — я так и смотрела ректору прямо в глаза.
— Я бы хотел предложить барону Гилмору относительно мирно разрешить конфликт. Никакой уголовной полиции. Мы — университет и его сотрудники — приносим все возможные извинения и барону Гилмору и его сыну, баронету. Вы, естественно, будете уволены.
— С запретом на преподавательскую и целительскую деятельность, — поспешил добавить барон.
— Безусловно, — ректор Швангау поднялся и чуть поклонился в сторону отца студента. — Вы же понимаете…
Сделала глубокий вдох. Настолько глубокий, насколько смогла. Выдох. Медленно. Осторожно. Стало легче. Чуть-чуть.
— Чем вы думали, играя с судьбой несмышленого мальчика? Ему же только четырнадцать! — с явным отвращением сказал барон. — Вы омерзительны! Такая молоденькая — и такая…
Разгневанный отец не счел нужным договорить, и демонстративно направился к двери кабинета ректора.
Слезы предательски побежали по щекам, но я смогла. Смогла сказать. Глухо, но спокойно. Глядя в широкую, ненавистную спину:
— Я требую открытого императорского разбирательства.
— Что?! Да кто вы такая, чтобы иметь право на это? — не поворачиваясь, насмешливо протянул барон.
— Круглая сирота, родители которой признаны отдавшими жизнь за Империю, — ответила я.