- Особенно, если я при этом пачкаю все вокруг!
Филипп сел за стол со стеклянной столешницей и стал вертеть в руках фарфоровую солонку в виде собачки с желтыми ушками и хвостом.
- Ната, давай поженимся и заведем такую собаку. Я буду выгуливать ее, а ты будешь пачкать все вокруг на кухне.
- Ты хочешь завести собаку?
- Если выбирать, я предпочел бы на тебе жениться. Кстати, тебе как главному административному лицу брачного агентства приятно осознавать, что благодаря вам состоится еще один счастливый брак.
- Филипп, такими вещами не шутят!
- А я и не шучу. Посмотри!
Он протянул Натэлле собачку. На ее фарфоровом торчащем вверх ушке висело колечко. Тонкое золотое кольцо с розеткой из бриллиантов. Натэлла изумленно раскрыла глаза.
- Обожаю сюрпризы! Но как ты узнал размер?
Филипп усмехнулся.
- Это-то как раз было проще всего. Но скажи мне главное - ты наденешь его? Ната, я тебя очень-очень люблю и прошу тебя выйти за меня замуж! Пусть теперь на нас все смотрят и плачут, сами не зная, отчего.
Натэлла подошла к нему и ласково взлохматила его волосы.
- Ты просто настоящий ребенок, Филька! Так легко и беззаботно говоришь о серьезнейших вещах.
- Ната, ты меня любишь? - серьезно смотрел на нее снизу вверх Филипп.
Натэлла задумалась, хотя задумываться у нее причин не было - она и так знала ответ на этот вопрос.
- Люблю, Фил.
- Ната, и я люблю тебя, и хочу жениться на тебе и быть рядом с тобой всегда. Я люблю твоих детей, и у нас будут наши дети. Обязательно.
Его слова музыкой звучали в ушах Натэллы. Филипп встал, обнял ее и прижал к груди, баюкая ее в своих объятьях. Натэлла думала, что она могла бы стоять вот так, рядом с Филиппом, всю жизнь, ощущая его запах, слушая биение сердца. В этот момент она будто прорастала в него, и ясен ей становился даже ток крови по его венам.
Спустя полчаса, выплыв из одурманившего их облака чувств, Филипп попросил:
- Подумай, прежде чем дать мне ответ!
Натэлла, любуясь игрой света в камнях ее нового кольца, счастливо улыбнулась:
- Я подумаю...
Совсем другие чувства обуревали в этот момент Лидию. Она-то всегда считала, что человек с течением времени должен взрослеть, становиться умнее, мудрее, что ли! А оказывается, судя по ней самой, процесс этот нельзя было рассматривать столь однозначно. Время вряд ли линейно, осенило Лидию. Оно движется по какой-то лишь ему ведомой траектории, и вот теперь, свернув в сторону, вновь привезло ее в детство. И она совершает нелепые смешные поступки - так маленькая девочка умоляет других детей в песочнице принять ее в игру и сует им за это драгоценные фантики. Только не отталкивайте меня, любите меня - кричит ее отчаявшееся существо.
Ах, как глупо было даже предполагать, что присутствие Форли облегчит ей жизнь. Она лишь ухудшила ситуацию, приблизив его к себе.
Да, она страдала, не вылезала из постели, ела все подряд, но ее страдание можно было счесть благородным. Она умирала от любви. Звучит, по крайней мере, с достоинством. Есть, правда, в этих словах унизительная истина - умираешь, потому что тебя не любят, а не от переизбытка устремленных на тебя любовных чувств. И все же такое положение гораздо предпочтительнее того, в котором она оказалась по собственной милости.
Вместо "она умирала от любви" - "она купила себе жиголо". Здорово! Прогресс налицо! Она не уважает саму себя, могут ли ее уважать другие? Ответ один - нет, нет, и еще раз нет.
Вот только сегодня ночью она видела сон. Будто идет это она по лесу (лес - символ расставания в любом соннике, привычно отщелкало в голове), а лес - заросший темный, и даже во сне Лидия чувствовала его одуряющий влажно-грибной запах. Во сне ее не покидало чувство тревоги - и вдруг она как-то сразу поняла, что тревога эта связана с ее дочерью: она потеряла ее здесь, в лесу.
И такой ужас охватил Лидию, так страшно похолодели ее руки, что она проснулась, вздрогнув, как при падении. Долго лежала она в темноте, по инерции не переставая бояться, хотя уже давно сообразила, что это всего лишь сон.
И стоило ей закрыть глаза, как сразу на нее навалился другой сон - "Лесные ужасы -2". Но лес в этом ее втором сне оказался светлым березово-белым, весь в пятнах солнечного света. И шла она по нему в умиротворенной безмятежности пока не полетела, оступившись, в черную гулкую пустоту. Проснулась она уже с криком. Сердце колотилось как безумное, все еще переживая внезапное падение.
Решив не рисковать с третьим сном, Лидия выползла из постели и поплелась на кухню - пить кофе, сидеть, думать, принимать решение. Рядом с ней сразу нарисовалась Дуська. Собаку пошатывало, глаза у нее слипались, но такой уж у Дуськи был характер - умру от недосыпа, но узнаю, что это ты собралась делать на кухне без меня! А когда Лидия сварила кофе, налила его в чашечку и уютно уселась на диванчике, Дуська, уже окончательно проснувшаяся, стала глядеть на Лидию умоляющим взглядом профессионального нищего, выпрашивая себе что-нибудь вкусненького.
Пришлось Лидии опять вставать, доставать остатки вафельного шоколадного торта, за который Дуська могла бы продать собственную мать, если бы нашелся покупатель. Съев кусочек торта, Дуська заснула на диванчике, привалившись теплым боком к Лидии, готовая в любой момент, когда хозяйке заблагорассудится, последовать за ней в кровать.