Прибыл Штубер в «Лесной Ручей».
— Ну — думает — пойду, поговорю с здешним учителем: каковы здесь люди, каково житье?
Идет, спрашивает у встречного:
— Где, брат, школа?
— А вон там! — указывает ему спрошенный на жалкую избенку.
Входит в нее Штубер. Тесная, грязная, душная комната; несколько мальчишек бегают, шумят, забавляются.
— Здравствуйте, дети. Где ваш учитель?
— А вот он!..
Видит Штубер — лежит в углу на убогой кровати совсем разбитый, полуживой старик.
— Вы здешний учитель? — в недоумении спрашивает священник.
— Я.
— Чему же вы детей учите?
— Да ничему.
— Как ничему?
— Куда мне учить их. Сам я ничего не знаю… Вот присматриваю немного за ними.
— Как же вы в учителя попали?
— А видите ли, я много лет в «Лесном Ручье» свиней пас; всегда мною общество довольно было. Состарился, уже не под силу мне целый день за стадом по горам лазить… И поручили мне за ребятками присматривать.
В этом же роде оказались учителя и в других деревнях Каменистой долины: они учили ребят чему умели по зимам, а летом пасли скот на высотах.
Призадумался Штубер. Пооглядевшись, наметил он из прихожан несколько парней поспособнее, и стал уговаривать родителей, чтобы дали их ему на выучку. Из них он брался подготовить хороших учителей. Но родители не соглашались. Неохота им было учить детей делу, которое они до сих пор считали пригодным только для отставных свинопасов.
Быть хорошим учителем — великое и трудное дело! Хороший учитель — благодать для населения. Но хороших учителей добыть нелегко. Население должно сперва стать достойным хорошего учителя.
Подумайте: хороший учитель — страдалец там, где труда его не ценят; где учительское дело считается чуть ли не последним; где невежды позволяют себе помыкать учителем; где грубый толстосум или всякий, кто на миру посильнее, обидно важничает, требует себе незаслуженного уважения да поклонов.
Если при такой обстановке учитель исправляет свою должность по совести, остается на месте, не бежит от него при первой возможности — он не только учитель, он подвижник, так как совершает великий подвиг любви и смирения, принимая тяжкую муку душевную за темных людей, в надежде скорее вывести их из тьмы на благо их и благо общее.
Но много ли на свете подвижников? Можно ли созидать что-нибудь в расчете на подвиги?
Нет. Приходится помнить, что «все мы люди, все человеки!» Следует скорее ставить дело так, чтобы всякий честный человек мог служить ему; чтобы всякий мог вести дело без помехи, зная, что за добросовестный, усердный труд получит возможность жить без большой нужды; что за усердие ему окажут привет; что никто никогда не позволит себе оскорблять его, помыкать им, величаться над ним.
Все это Штубер знал.
— Я хорошо понимаю — разъяснял он прихожанам — что вы не хотите готовить детей ваших в учителя, если и вперед думаете глядеть на учителей и школу, как глядите теперь. Но мы и школу, и учителей поставим иначе. В школе пойдет дельное учение, а учителями помыкать мы не дадим. Пусть и зовутся не просто учителями, а «заведующими школой», пусть — пока дело делают — будут в ней хозяевами и пользуются от нас уважением.
Услыхали это парни, и сами стали родителей уговаривать:
— Это дело другое. Коли и в обиду нас не дадут, и от людей спасибо услышим, отчего хорошему делу не послужить. Мы рады постараться. Пустите.
И благословили их родители.
Штубер действительно выбрал юношей умных, с доброю душой, прилежных, и горячо принялся за их подготовку. Прошло несколько лет, — и не узнать прежних школ! Каждый заведующий школою старался наперерыв перед другими, чтобы школа его заслужила добрую славу.
Старался и Штубер поддержать своих избранников. Что в обиду их он никому не давал — разумеется само собою; в них он видел своих лучших друзей и помощников, братьев по делу просвещения людей. Но он, и помимо того, заботился о них. Один приятель пожертвовал Штуберу небольшой капитал, чтобы из процентов увеличить им жалованье.
Задумал Штубер поставить более просторные школы; долго хлопотал и там, и сям; наконец выпросил как-то бревен из соседнего казенного леса. Поправил школу в Лесном Ручье.