Не надо было сдерживаться. Только принимать и наслаждаться теми ощущениями, которые они могли дарить друг другу. Сердце Маккензи ликовало, она крепко обнимала его.
Они лежали на полу. Радиомузыка тихонько наигрывала, словно издалека. Сейчас она была под ним. Его губы покрывали поцелуями все ее тело. Иногда они подолгу наслаждались неторопливой любовной игрой. Иногда, как сейчас, в них разгоралось страстное желание, и они с жадностью набрасывались друг на друга.
Тело скользило по телу, руки и ноги переплетались. Ее волосы, растрепанные и спутанные, рассыпались по полу. Он стремительно вошел в нее, почти тотчас же довел до вершины блаженства. И ей хотелось вечно пребывать на этих высотах, обнимая его, лаская, прижимая к себе.
Он медленно уводил ее все дальше по тропке любви, но она подгоняла его, ей хотелось бежать. Она с силой прижимала его к себе, гладила ладонями его спину и ягодицы. Выгибалась дугой и опускалась, отдавала и брала.
И они взлетали все выше и выше, под небеса.
Проснувшись на следующее утро, Мерфи с удивлением уставился на Мак — она была одета. Ночью они все же добрались до кровати, и теперь он лежал на простынях и смотрел, как она укладывает вещи, которые они взяли с собой.
Время пришло, а он все еще не решил, как осуществить задуманное. Но это надо сделать.
Мерфи поцеловал ее и направился в ванную. Маккензи села в кресло-качалку. Задумалась. Она понимала: должно произойти нечто неприятное. Неужели она ему не нужна? Эта мысль пронзила ее сердце. Нет, не может быть. Она не могла так ошибаться, это слишком важно.
С его волос еще капала вода. Мерфи стоял перед ней босиком, в одних джинсах. Немного помедлив, он направился к туалетному столику, вытирая волосы махровым полотенцем.
— Ладно, Мерфи, в чем дело? — Она раскачивалась в кресле-качалке туда-сюда. — Выкладывай. А потом подумаем, решим…
Мерфи откинул со лба волосы, и рука его замерла в воздухе. Их взгляды встретились в зеркале.
Закурив сигарету, он обернулся. Присел на край туалетного столика.
— Мне пора уходить.
Маккензи понимала, что это серьезнее, чем ей хотелось бы. И все же улыбнулась:
— Неужели?
В следующее мгновение он уже стоял перед ней на коленях.
— Теперь все кончено, Маккензи. Ты можешь вернуться в Нью-Йорк и снова жить как прежде. Или изменить свою жизнь и делать все, что пожелаешь.
Он ее бросает? Предает? Ее захлестнула волна гнева. Холодная ярость, порожденная горем. Мак видела, как побелели костяшки его пальцев, впившихся в подлокотники кресла. Она вскинула голову, глаза ее потемнели.
— Черт возьми, что это значит?
— Ты не для таких, как я.
— Брось. Нам хорошо вместе. Ты это знаешь. Что за глупости! Мерфи, это неостроумно.
Он нахмурился. Поднявшись на ноги, подошел к окну.
— Твои чувства ко мне — чистейшая случайность, стечение обстоятельств.
— Как ты смеешь?! Мои чувства — это мои чувства. Ведь это ты, ты ворвался в мою жизнь и заставил помогать тебе, спасать твою задницу. — Не надо было так говорить. Она поняла это сразу же, как только слова слетели с ее губ.
Да, он так поступил. Мерфи с облегчением вздохнул, услышав в ее голосе ярость. Если бы она пролила хоть одну слезу, он не смог бы произнести слова, разрывавшие ему сердце.
— В этом-то все дело, — проговорил он, глядя в окно. — Подумай как следует. Мы сблизились в ситуации, представлявшей для нас смертельную опасность. И адекватно среагировали.
— Среагировали?! — Она вскочила с кресла. — Повернись, Мерфи. Повернись и посмотри мне в глаза.
Его охватил ужас. По спине его пробежали мурашки. Он медленно повернулся.
— Ты уже не в армии. И не на войне. Да, я среагировала. Среагировала на любовь. Я не могла бы полюбить тебя, если бы ты не любил меня. Возможно, это для тебя унизительно, но тебе придется признать, что ты нуждаешься во мне не меньше, чем я в тебе.
Он выпустил в потолок струйку дыма.
— Я не могу быть таким, каким ты хочешь меня видеть.
— Я хочу, чтобы ты был самим собой.
— Я мог бы просто уйти ночью, но я обещал тебе, что не сделаю этого. Не осложняй положение настолько, чтобы я вынужден был так поступить.
Маккензи старалась выиграть время, прикуривая сигарету. Она понимала, что сейчас ни в коем случае нельзя наговорить глупостей. Совсем недавно она боролось за свою жизнь, а теперь она доведет до конца сражение за их общую жизнь.
— Я все равно не позволю тебе уйти. Ведь ты сам не хочешь этого.
— Иногда я поступаю совсем не так, как мне хочется.
— Напрасно.
— Почему? Ведь я знаю: пройдет время, и тебе захочется, чтобы я изменился. Я начну замечать, что изменяется и твое отношение ко мне.