— Отлично, парни. Я хочу, чтобы вы помогли мне ответить на кое-какие заковыристые вопросы.
— Что за вопросы, Фред? — поинтересовался Рик.
— Заковыристые, — уточнил Боб.
— Да, — сказал Фред. — Они покоя мне не дают. Надеюсь с вашей помощью хоть немного продвинуться.
— Рады стараться, — сказал Рик, а Боб кивнул.
— Спасибо. Скажите: вы когда-нибудь делали или говорили такое… что вам самим казалось не очень-то рассовским?
Имиты призадумались.
— Что конкретно? — спросил Боб.
— Да все равно что. По службе или в отношениях с женами. Выбранные вами видео, музыка, выпивка, ругательные слова. То, как вы бреетесь. Что угодно.
На глаза его имитированных братьев точно жалюзи опустились.
— Ну же, ребята, бросьте. Я ведь серьезно. Мне нужна ваша помощь, и мы с вами сидим в нулевой комнате. Перед уходом я сотру к чертям ваш инфочип. Все, что вы скажете, останется между нами, слово даю. Выручайте, братки. Отчаянный призыв Фреда возымел действие.
— Не могу сказать, что меня когда-нибудь смущало то, что я делал и говорил, — сказал Рик, — не считая всяких незначительных мелочей.
— Спасибо, Рик. Боб?
— Я расс, Фред — а значит, всегда поступаю и высказываюсь по-рассовски. Это само собой разумеется.
— Ну да. — Философский афоризм Боба несколько приободрил Фреда — рассы, как известно, не отличаются философским складом ума. — Скажи, говорил ты когда-нибудь то, что пришло тебе в голову, без предварительной цензуры?
— Трезвый-то? — хмыкнул Боб. Но усмешка застыла у него на лице, а следом за ним помрачнел и Рик.
— Знаешь, Лонденстейн, — после долгого неловкого молчания начал Рик, — мне сдается, стресс придавил тебя не по-детски. Может, тебе в отпуск уйти? Поговори с Маркусом на этот предмет.
— Согласен, — сказал Боб. — Долгий отпуск — то, что тебе надо.
— Спасибо, ребята, — вздохнул Фред. — Я так и сделаю. — Он ликвидировал имитов, подумал и сказал вернувшемуся на место Человеку: — Теперь сделай мне композицию из всех рассов, которые хотели бы оставить запись в «Книге расса».
На груди Человека загорелся символ «Не обнаружено — попробуйте еще раз».
— В задницу. — Фред выключил дорогостоящий инфочип, вынул, посмотрел на свет. Шарик пасты в его середине спекся. Он сунул чип в карман, достал другой и за оставшиеся минуты добавил в «Книгу расса» еще несколько строк: — «Моим клон-братьям. Ваш отклик на эту книгу меня сильно расстроил. Между прочим, я был совершенно трезв, когда это писал. Поскольку вы ничего не захотели добавить, предлагаю вам на рассмотрение следующий список:
1. В комплект каждого расса при выпуске его в свет входит эмоциональный намордник. Лично я свой снял.
2. Мы часто жалуемся на принятый в «Полезных людях» режим конфиденциальности, но про себя одобряем его, как оправдание своей некоммуникабельности.
3. Почему, собственно, мы не должны испытывать влечения к дикаркам?
Мужчины мы или нет? Я нисколько не хочу обидеть наших сестер, но почему нас должны привлекать только лулу, евангелины и дженни? Почему джоны желают одних только джейн и хуанит, стивы одних келли, джеромы одних джеромов? По-моему, это сознательное генетическое программирование, а не естественная сексуальная склонность. Наш прабрат, Томас Э., составлял списки женщин, которых хотел поиметь. Его-то влекло к самым разным бабам. Чем мы, спрашивается, хуже?
4. Наконец, почему нам не выдают патентов на наш типовой геном? Почему наш генетический рецепт является собственностью «Полезных людей»? Разве он не должен принадлежать нам самим? Разве мы не вправе хотя бы участвовать в его составлении?
Это лишь немногие из вопросов, которые у меня накопились. Покумекайте над ними маленько, братки. Фред Лонденстейн, выпуск 2В».
Весь четверг медтехники сновали туда-сюда, суетились у бака и муляжа, но Эллен Старк становилось все хуже и хуже. Для Мэри единственным положительным эффектом стала убавленная громкость крика, которым заходился муляж.
Медсестра Хэтти сказала ей и Ренате, что рядом со столовой есть маленькая кабина для медитаций, снабженная приличной горестной программой — на случай, если им захочется выплакаться. Старк вряд ли переживет эту ночь.
Время их пересменки пахло картофелем фри — запах, гарантированно напоминающий усталым труженикам о доме и ужине. Но у ворот к нему примешался другой, весьма неприятный. Точно так же прошлой ночью пахло от Фреда. Тот лысый старичок в Теленебе…
У внешних ворот она спросила Рейли, чем это пахнет.
— Удивительно, что ты до сих пор его чувствуешь. Мы вроде бы проветрили все как следует.
— Но что это?
Рейли только плечами пожал: конфиденциальность. Мэри пожелала ему доброго вечера, он тоже сменялся и предложил проводить ее и Ренату до станции. Пока они шли
по кирпичной дорожке, до Мэри то и дело долетал тот же запах.
Дома ее ждало сообщение от Фреда, который задерживался. Она заказала спагетти и съела их на диване перед телеэкраном. Потом поискала на ВДО и в Эвернете информацию о теленебесном хакере. Сведения в основном оказались старыми — он был знаменитостью в прошлом веке, — но среди них Мэри обнаружила то, что искала.
Клип свадебной церемонии Самсона П. Харджера и Элинор К. Старк в 2092-м. Оба молодые, красивые, сильные. Особенно хороша была Старк с экстравагантными густыми бровями, да и от Самсона, денди в асфальтово-сером смокинге, просто дух захватывало. Художник, знаменитый упаковочный дизайнер. Клип сняли перед самым его столкновением с внукоровским слизнем и последующей катастрофой. Он стал одним из первых обожженных, отсюда и запах. Сколько-то лет спустя он вступил в чартер. Выходит, Фред встретился с ним на съезде.
Мэри посмотрела, как десантники с помощью слизняка арестовывают Самсона в уличном кафе. Другие посетители разбегались прочь, в том числе и его жена.
Более поздних снимков матери, отчима и маленькой Эллен в сети не нашлось, но насколько Мэри поняла, ее клиентка из клиники Рузвельта прожила в одном доме с вонючкой совсем недолго.
— Вызови Крошку Ханка, — сказала Мэри, и маленький крепыш-неандерталец тут же появился перед ее диваном.
— Добрый вечер, мар Скарленд, чем могу служить?
— Вы просили держать глаза и уши открытыми. Докладывать обо всем необычном и вызывающем подозрение.
— Да, и что же?
— Может быть, ничего, но при выходе из Южных ворот я ощутила один необычный запах.
— Я слышал ваш разговор с охранником. Вы почувствовали запах обожженного, которому сегодня днем не позволили пройти в клинику. — На экране появилась картинка. Инвалидное кресло, сопровождаемое девочкой лет двенадцати, выписывало круги на лужайке.
— Но ведь он отчим Эллен. Почему Консьерж его не пустил? Крошка Ханк явно не думал, что Мэри это известно.
— Врачи говорят, что посетители уже не смогут оказать благоприятного влияния на пациентку, и у нас нет основания сомневаться в этом.
— Но нельзя ли хотя бы попробовать? И почему этого человека прогнали, прежде всего? Разве он не вправе навестить свою дочь?
— Сколько вопросов сразу. Не хотелось бы вдаваться в семейные дела — скажем просто, что это длинная история. Когда Эллен очнется, мы непременно внесем отчима в список ее посетителей, но до тех пор он ей ничем не может помочь.
Миви шел за Крошкой Ханком и арбайтором в нулевой бункер.
— Я по-прежнему не понимаю, почему должен туда перейти. Я лишусь всех своих имплантов, а восстанавливать их придется неделями.
— Поверь мне, епископ, это необходимо. — Старковский нулевой бункер не относился к экономичным моделям, и его шлюз мог вместить дюжину человек, но Миви вошел туда один. Ментар остался в холле, арбайтор поставил на полку канистру с пастой и тут же выкатился. — Увидимся через пару часов, — сказал ментар, но как только закрылся люк, на полке у канистры возникло крошечное креслице с Крошкой Ханком в миниатюре. — Проверь-ка меня. — Миви проверил ментара только что, перед шлюзом, но сейчас он имел дело с дублем, отрезанным от оригинала, и поэтому повторил тест — с положительным результатом. — С этих пор возьми себе за правило проверять меня каждые несколько минут.