— С каким директором? — насторожилась Марина.
— С директором нашего пансионата, с каким же еще? Он даже от нее закрылся в своем кабинете, а она орала так, что штукатурка с потолка сыпалась.
— Орала? — задумчиво повторила Марина. — И что именно она орала?
— Да всякую ерунду! Недовольство выражала, мол, пансионат плохой… А! Я так поняла, что она хотела отдельный номер. Обещала, что выведет его на чистую воду, и прочее.
Марина резко села, и книжка глухо бухнулась в песок. Что за ерунда получается, подумала она, выходит, директор пансионата имел неприятный разговор с Кристиной-Валентиной, и это при том, что он даже не мог вспомнить, как она выглядит. Впрочем, Коромыслова вполне могла высказать директору свои непомерные претензии, а тот ее попросту отбрить, не особенно к ней присматриваясь.
И все-таки Марина переспросила:
— И что, она так и сказала: «Я вас выведу на чистую воду»? Вероника усмехнулась:
— Она не говорила, а кричала. «Я вас выведу на чистую воду, и все узнают про ваши грязные делишки!» Ну, почти дословно.
Марина подняла книгу, положила ее рядом с собой и выпалила:
— И поэтому вы считаете то, что она утонула, странным?
Вероника вдруг испугалась:
— Из-за директора, что ли? Да боже сохрани! Он тут ни при чем, я уверена, тем более что она была из тех, что всегда найдут к чему придраться. Ну… обед не понравился или еще что-нибудь… Кстати, кормят они неважно… Нет, директор к ней, конечно же, не имел отношения, но кому-нибудь другому она вполне могла стать костью поперек горла, с ее-то темпераментом! И вообще, мало ли…
Заинтриговав Марину своими наблюдениями, «гороховая» Вероника сама переменила тему разговора:
— Вы случайно сегодня не видели фотографа? Того, что с попугаем ходит?
Марина только отрицательно покачала головой, все еще находясь во власти странной истории о директоре пансионата и Кристине-Валентине.
— И зачем я только согласилась на его уговоры? — спросила саму себя Вероника и передразнила необязательного фотографа:
— «Фото на память, фото на память». А сам куда-то пропал… И чего я соблазнилась сняться с этим дурацким попугаем? Идиотская идея, все равно ведь никому потом не покажешь — засмеют.
— Утопленница тоже сфотографировалась, — задумчиво произнесла Марина, наблюдая за появившимся на пляже высоким молодым мужчиной в плавках расцветки американского флага. Это с ним Кристина-Валентина разговаривала, когда Марина видела ее в последний раз. Живой, а не на прозекторском столе.
Вероника фыркнула:
— Что касается ее, то меня это нисколько не удивляет. Она только изображала из себя аристократку, а по внутренней сути была типичной кухаркиной дочкой. Таким, как она, только и фотографироваться с попугаями. А вот как я на такое сподобилась, ума не приложу! Это называется: и на старуху бывает проруха.
Болтливая Вероника еще долго сетовала на собственную «проруху», Марина же попыталась сосредоточиться на книжке, но у нее так ничего и не получилось: из головы не шел директор пансионата, этот плюгавенький лысый типчик с бегающими глазками. Какие такие «грязные делишки» могли за ним числиться, интересно? Потом она стала ругать себя за то, что опять отравляет свой законный отдых по горящей путевке чужими проблемами. Вон милиционеры, которым беспокоиться положено по должности, в ус не дуют, а она, дура, уже измучила себя сомнениями и подозрениями. Сначала дурацкое платье с веерами, потом ругань с директором. Ее ли это дело? Ей нужно переживать из-за того, что кто-то рылся в ее вещах. А вдруг… Марина подскочила на лежаке: а вдруг обыск как-то связан со страшной смертью ее соседки по комнате? Сердце тоскливо заныло. Доигралась, идиотка-правдолюбка, допрыгалась! Сколько раз тебе говорили умные люди, что твоя обязанность отдыхать, а не заниматься сыскной деятельностью!
После обеда у Марины от переживаний разболелась голова, и на пляж она не пошла, решив пару часов провести в постели, что было в ее же интересах после того, как она переусердствовала с загаром. Но задремать она так и не успела, потому что в дверь постучали, тихо, но настойчиво. Раздосадованная Марина накинула халат, открыла дверь и громко вскрикнула от испуга. Из полутемного коридора на нее смотрела… Валентина Коромыслова! Так ей показалось в первую минуту, но уже в следующую, немного справившись с сердцебиением, она поняла, что женщина, стоящая в коридоре, вовсе не утонувшая соседка, а другая, хотя и очень на нее похожая. Объяснение этому феномену нашлось быстро.
— Добрый день, — сказала женщина. — Извините, что потревожила… Я уже приходила в одиннадцать, но вас не было, вы, наверное, на пляже были. — И добавила:
— Я сестра Валентины.
Марина судорожно сглотнула подступивший к горлу комок и пошире распахнула дверь:
— Проходите, проходите… Женщина вошла, ссутулившись, и замерла посреди комнаты.
— Я, собственно, за вещами…
— За какими вещами? — удивилась Марина.
Теперь уже удивилась сестра самозваной Кристины:
— Как за какими? За Валентиниными!
— Но их здесь нет. — Для пущей убедительности Марина даже распахнула шкаф, в котором на казенных плечиках висели все ее наряды, в том числе и пожертвованные по такому редкому случаю сослуживицами из бюро научно-технической информации.
— А где же они? Марина развела руками:
— Может, в милиции? Женщина задумалась:
— Нет, в милиции ее вещей нет. Они сказали, что на ней не было ничего, кроме купальника.
Марина почувствовала, что предательски краснеет. Это все близко расположенные сосуды, а сестра Валентины еще что-нибудь подумает… Да чтобы она, Марина, хоть раз взяла чужое!
— Но… Постойте, вы можете это проверить… Еще когда неизвестно было о том… о том, что ваша сестра утонула, просто она не пришла ночевать, я обратила внимание дежурной по этажу и директора пансионата на исчезновение ее вещей. Они еще решили, что она съехала, никого не поставив в известность. Спросите, спросите у них!
Валентинина сестра еще сильнее ссутулилась и пошла нервными пятнами.
— Да я же вас ни в чем не обвиняю, я только хотела узнать… — прошептала она одними губами. — Ну пропали они, Валентинины вещи, что же теперь делать. Жалко, конечно… Чемодан у нее был дорогой, кожаный. Да бог с ним…
А Марина еще сильнее покраснела от стыда: какие глупости были у нее на уме, когда у человека такое горе!
— Присядьте, пожалуйста! Валентинина сестра села на стул и пожаловалась:
— Знаете, я так намоталась, просто ног под собой не чую. С семи тут круги накручиваю: сначала в морге была, потом в милиции, к вам уже второй раз прихожу. И вообще уже третий день как во сне с тех пор, как телеграмму получила…
— Очень вам сочувствую, — пробормотала Марина, прекрасно понимая, что никакие сочувствия тут не помогут.
— Она здесь спала? — женщина кивнула на кровать у окна.
— Да, — тихо подтвердила Марина и спросила:
— А вас как зовут?
— Полиной меня зовут, — ответила сестра Валентины, — а что?
— А меня Мариной… Неудобно как-то разговаривать, не познакомившись… А знаете, вы очень похожи на сестру, я даже в первую минуту, как вас увидела, немного испугалась.
— Еще бы мы не были похожи, — грустно улыбнулась Полина, — ведь мы близнецы. Только в последнее время Валя выглядела получше, чем я, у нее забот меньше было. Так что многие считали, что я старшая сестра, а она младшая. А на самом деле мы близнецы, и Валентина даже на пять минут раньше меня родилась.
Она замолчала, скорбно повесив голову.
— Очень вам сочувствую, — опять повторила Марина, не зная, что и сказать.
— И сколько дней вы прожили вместе? — спросила Полина.
— Да, честно сказать, только два, и то вторую ночь она здесь уже не ночевала. А до моего приезда она, кажется, пробыла здесь три дня.
— Она здесь была уже неделю, — эхом отозвалась Полина, — сначала она жила в частном секторе, комнату снимала. Потом ей там не понравилось, и она сюда переехала. Я как раз вчера, перед самым отлетом, от нее открытку получила. Уже знала, что она утонула, а тут… как привет с того света… — Она открыла сумку и протянула Марине открытку с видом Черноморского побережья.