Фрэнк чувствовал, как лицо становится то бледным, то красным. Чувствовал, как всё труднее становилось дышать через нос, и как это противно — ничего не видеть кроме влаги в глазах.
Теперь он вспомнил, что ему надо вроде бы как тоже сдохнуть. Потому что это было правильно. Потому что он ненавидел себя.
Айзек где—то там тяжело вздохнул. Ему как будто скучно.
— Захочешь сыграть в ящик, — раздался его голос, — сделай это с пользой. Эй!
Кого—то он позвал. Фрэнк спиной почувствовал, как на них обратили внимание. Он этого не хотел. Он хотел забиться в самый тёмный угол и быстренько по—тихому сдохнуть. Без пользы. Просто так.
Теперь в покое не оставят. Решат, что у безнадёжного психа случился припадок. И тут в голове резанула мысль: ведь он собирался сделать что—то полезное. За этим и пошёл к Айзеку. Забыл, что хотел.
Фрэнка подняли сильные и грубые руки, которые пахли горячей едой и чем—то резким. Его отвели в его палату, усадили на кровать. Голоса. В вену воткнулась острая игла и уже через пару секунд вышла. Фрэнк из—за выступивших слёз ничего не видел. Только размытые силуэты. И в одном из них узнал Айзека. Но того сразу же вывели из палаты, оставив Фрэнка наедине с белыми халатами.
***
Уже ночью Фрэнк проснулся. Айзек сидел на кровати у него в ногах спиной к стене. Окно было не зашторено, и через него в комнату проникал яркий для середины ночи белый свет. Фрэнку было холодно. Складывалось ощущение, что он лежит прямо на снегу при минусовой температуре.
— Я могу тебе сказать одну вещь. — Хриплым голосом сказал Айзек. — Все эти слёзы ни к чему не ведут. Тот, кто много плачет, то и больший эгоист. Это младенцы ревут для того, чтобы что—то сказать, но уже с года люди плачут только из—за жалости к себе.
Голос был спокойным, размеренным. Фрэнк слушал, но сильно не вникал в смысл сказанного. Глаза болели, как они всегда болят после истерики. Сердце болело, и он специально вспоминал свою семью, чтобы тревожить его ещё сильнее.
— Я вот что тебе хочу сказать, — голос Айзека возрастал уже требуя, чтобы к нему прислушивались, — человек плачет из—за гибели своего родственника, но он плачет о себе. Это он остался один, это на него свалилось такое горе. Ох, я бедный и несчастный! Тебя когда—нибудь волновали смерти, которые тебя не касались? — Айзек вытянул руку и ткнул ладонью Фрэнку в живот. — Представь, ты просто увидел, как хоронят совершенно постороннего тебе человека. Тебя это ни коем образом не тронет. Потому что тебе плевать на чужих! Твоя жизнь от этого не изменится и тебе плевать! Но вот когда умрёт кто—то близкий тебе, то ты плачешь, потому, что жалеешь себя.
— Помолчи. — Простонал Фрэнк.
— Можешь и послушать, не велико дело.
— Я не хочу.
— Потому что жалеешь себя, вот и не хочешь. А если, тебе так тяжело понять меня, то смысл всего сказанного такой: не ной.
Фрэнк продолжал лежать не двигаясь и рассматривать стену перед своим носом.
— Айзек, — позвал он хриплым голосом, — если я узнаю, кто она, то что будет?
— Если ты точно и безошибочно определишь, кто она, то в её мире это здорово поможет. Видишь ли, информация не так бесценна, как кажется, и если ты знаешь, кто она, то она больше и не сможет скрываться. Ты обладаешь знанием, а значит ты сильнее. Можно сказать, вы окажетесь на равных условиях.
— Миром правит информация. — Проговорил Фрэнк. — Отец это повторял
Айзек кивнул, усмехнувшись чему—то своему.
— И мне нужно попытаться её убить? — Фрэнк пошевелился, сжимаясь от холода.
— Или мне. — Отозвался безразличный голос. — Ничего страшного, Фрэнк. Просто поменьше жалей себя.
— Это называется: убей в себе жалость.
— Мне плевать, как это называется. — Айзек вытянул шею, как будто принюхивался. — Твой Безил здесь. Внизу. — Сказал он раздражённо. — Нужно его отвадить отсюда.
Фрэнк не знал, что Безил забыл здесь посреди ночи, не помнил и случаев, когда он был в это время в клинике, если не дежурил. Если Безил по его душу, то всё было очень плохо. Фрэнк выглядел не лучшим образом и особенно с опухшими красными глазами, сейчас больше похожими на две щёлочки. Они так болели от напряжения, что держать их открытыми совсем не хотелось.
Фрэнк поднялся, всё больше ощущая пробирающий до костей холод. Это всё из—за Айзека. Фрэнк хотел уже возмутиться, но посмотрел на пол и замер. Прямо рядом с кроватью, как пограничная линия, проходила красно—белая полоса. Со стороны Фрэнка и Айзека это был лёд, а с другой стороны маленькие язычки пламени. На кровати было холодно. Воздух за полосой плавился жаром.
— Она здесь? — спросил Фрэнк, не отрывая взгляда от пола.
— Здесь.
В голове замелькали мысли, но все они были одна короче другой. Самой длинной была мысль о Безеле. Ему сюда сейчас нельзя.
— Убери её!
— Как? — Айзек засмеялся.
Безил. А если она его…
Фрэнк поднялся со своего места, подошёл к условной линии.
— Не в твоих интересах. — Пробормотал Айзек. — Я могу пока её держать.
— А смысл?
— Ну, у нас есть дополнительное время.
— Его нет. Безил сюда идёт?
— Не знаю, но он обеспокоен.
Фрэнк поднял руку и поднёс её к невидимой преграде. Хотя здесь было несложно пересечь эту условную границу. Руку только слабо закололо, как от небольшого разряда. Подуло жаром с той стороны.
— Что она хочет?
— Развязки.
— И долго ты так сможешь её удерживать?
— Нет.
Фрэнк кивнул. Он так и думал. И даже, если бы силы у Айзека были бесконечными, то когда—нибудь решаться всё равно стоило. А сейчас ему было почти всё равно. Через несколько минут Фрэнк мог уже струсить.
Одна проблема. Нужно имя. Знание, как говорит Айзек.
Знания у Фрэнка не было.
По коридору шаги. Фрэнк не двинулся с места и не поднял головы, даже когда отварилась дверь.
— Стой! — раздался за спиной голос Айзека. Фрэнк вздрогнул, выйдя из оцепенения. На пороге стоял Безил. Непривычный без белого халата, а только в синих джинсах и серой кофте. По лицу было видно, что Безил видел всё, что происходило сейчас в комнате. Стоял на самом краю порога в паре сантиметров от кипящего воздуха. Фрэнку стало страшно за него.
— Бези, отойди. — Проговорил он каким—то сухим и строгим голосом.
— Что здесь такое?
— Большой финал. — Снова ответил Айзек. — Фрэнк же рассказывал вам, док, как обстоят дела. Знаю, поверить трудно, но нет смысла не доверять своим собственным глазам.
— Ты что здесь делаешь?
— Ответ логичен, если немного подправить свою логику. Объясни ему! — Это уже Фрэнку.
— Бези, уходи отсюда. Утром поговорим.
— Если доживёшь до утра. — Снова вставил Айзек. Фрэнк качнул головой, как будто это непослушная собачка вякала у него за спиной. Прошёл вдоль линии, которую удерживал Айзек. Между ним и Безилом осталось только около метра плавящегося воздуха.
Безил стоял всё ещё на самом краю. По крайней мере, он не выглядел сильно испуганным. Видимо, он всё—таки принимал к рассмотрению слова Фрэнка.
— Это то, о чём ты мне рассказывал?
— Да.
— Я не уйду.
— Не надо геройств, а? — напряжение нарастало, Фрэнк уже чувствовал себя слишком нервным для нормального разговора.
— Доктору действительно лучше свинтить. — Прокомментировал Айзек. — Полчаса, больше не смогу. Фрэнк, лучше подумай.
— Николь. Больше мыслей нет.
Безил никуда уходить не собирался. В нём всё больше возрастало понимание ситуации и, кажется, он начал соображать.
— Её убили.
Фрэнк резко развернулся, снова уставившись на Безила через искажённый воздух.
— Николь. Я вечером сегодня узнал.
— Кто убил?
— Не знаю.
Фрэнк криво улыбнулся и покачал головой. Айзек прав. Николь не может быть. Но теперь ответа на вопрос совсем не было. Больше никого не осталось. Фрэнк покачал головой, с мольбой посмотрел на Айзека. Он же должен знать лучше, он же уже довольно давно идёт бок о бок с этим неизвестным существом.