Но вести такую политику было очень трудно. Она требовала постоянного напряжения всех сил. Трудно было брать на себя все тяготы войны, а потом уступать захваченное другим. Трудно было пощадить страшного и упорного врага, которого наконец-то удалось сокрушить. Трудно было всегда находиться в курсе всех событий, ежедневно выслушивать десятки посольств и вникать в их мелочные требования. А самое трудное было — всегда стоять на высоте своей миссии и являться народам и царям некими полубогами, как желал Сципион. При этом цари доставляли меньше хлопот, чем свободные греки. С царями римляне особенно не церемонились. Иное дело эллины. С каждым городом надо было быть любезным и не оскорбить его национального достоинства. А для этого нужен был необыкновенный такт и искусство. Гораздо проще было бы ввести в страну войска, навести там мир и порядок и получить самим большую выгоду.
Но все это осознали позднее. Сейчас весь Рим был в восторге. Победители были щедро вознаграждены. Солдаты получили двойную плату. Люций отпраздновал великолепнейший триумф: в торжественном шествии несли груды золота, серебра и изображения азиатских городов чуть ли не в натуральный размер. После триумфа он попросил разрешения именоваться Азиатским, подобно тому, как его брат называется Африканским.[156] Был только один человек, который не получил ничего от этой сказочной победы. То был сам Сципион — виновник торжества. Ведь он был частным человеком, когда одержана была победа при Магнесии. Издали смотрел он, как через построенные им триумфальные ворота движутся тяжелые аляповатые сооружения Люция. И не только не получил он доли в почете, ему угрожали величайшие опасности и преследования.
Как могло случиться, что спаситель Рима подвергся травле и гонениям?! Для того чтобы объяснить это, надо вернуться далеко назад и рассказать об одном современнике Сципиона.
Глава IV. КАТОН
Тому, что казалось мне нужным,
Ты вовсе не был рад,
И то, что зовешь ты жизнью,
Я называю — разврат.
БИЧ НОВЫХ НРАВОВ
Человека, которому суждено было сыграть роковую роль в жизни Сципиона, звали Марк Порций Катон Старший. Он был почти ровесник Публия,{79} но родился не в знатном и старинном аристократическом доме, как этот последний, а в семье простого крестьянина, в маленьком провинциальном городке Тускулуме. Внешность Катона прекрасно характеризует следующая эпиграмма:
Смолоду он отличался железным здоровьем, никогда ничем не болел, дожил до девяноста лет и перед смертью имел сына. Он жил в своем простом деревенском домике, обрабатывал землю вместе с рабами в грубой тунике или нагой. «Уже с ранней юности я обуздывал себя, приучив к бережливости, суровости, трудолюбию, перепахивая сабинские скалы, вскапывая и засеивая булыжники», — писал он (Cato Orat., fr. 128). Катон славился как отличный хозяин. Мало было столь расчетливых и домовитых людей, как он. Он все делал сам: умел и пирог испечь, и поле вспахать, и дать больному волу лекарство.
Все это привлекло к нему внимание знатного соседа Валерия Флакка, патриция, чья земля граничила с полем этого сурового крестьянина. Можно не сомневаться, что Катон вел свое хозяйство лучше и извлекал из своей скудной землицы доход больший, чем Валерий. Как бы то ни было, они познакомились. Флакк был в восторге: грубая простота Катона, его суровость и честность пленили его. Ему казалось, что он видит живого Мания Курия. Дело в том, что неподалеку стоял бедный деревянный домик этого героя, тот самый, где он, если верить преданию, варил репу в глиняном горшке, когда явились, чтобы подкупить его золотом, послы самнитов. Маний же отвечал им, что предпочитает иметь одну репу в простом горшке, но повелевать людьми, владеющими золотом. Указывая на этот домик, Катон говорил Флакку, что Маний Курий для него образец и идеал.
Валерий решил перевезти это чудо в Рим. Вот как случилось, что Катон, «выйдя из маленького городишки, оторвавшись от грубой деревенской жизни, бросился в необъятное море государственных дел Рима» (Plut. Cat. mai., 28). Катон очутился в кругу римской аристократии, в кругу, ему глубоко чуждом и враждебном. Все эти Корнелии, Эмилии и Квинктии были утонченны и изящны, их отцы, деды и прадеды были в Риме консулами и триумфаторами, и они держали себя как наследные принцы. Они привыкли беседовать с царями, а клиентами их были целые города и государства. С восемнадцати лет они командовали войсками. Все это придавало их манерам то гордое спокойствие, которое так поражало иноземцев. Недаром один грек, побывавший в римском сенате, заметил: «То было собрание царей».
156
Кстати сказать, другой представитель дома Корнелиев получил имя