Между тем Порций столкнулся еще с одним противником, а именно с Титом Квинктием Фламинином. Вряд ли можно сомневаться, что эти два человека не любили друг друга. Тит, утонченный аристократ, получивший прекрасное воспитание, восторженный поклонник греческой культуры, более всего гордившийся освобождением Эллады, не мог без отвращения и скуки слушать «вопли» Катона. Катон же, со своей стороны, должен был считать Тита человеком, по вредоносности уступавшим одному только Публию. Действительно, Катон обрушивался на греческие статуи и картины, а Тит буквально наполнил ими Рим. Катон возмущался, если люди декламировали стихи, а Тит писал сам греческие стихи и посвящал их богам. Катон хотел совсем разорвать с этой развращенной расой, а Тит так основательно втянул римлян в греческие дела, что они то и дело должны были ездить в Элладу, гостить в Афинах и в результате совершенно разлагались. Катон призывал изгнать всех греков из Италии, а Тит наводнил ими Рим. Тут были цари, царевичи, послы-философы, которые успевали после официального приема еще прочесть публичные лекции. И вся эта пестрая компания собралась в веселом и гостеприимном доме освободителя Эллады. Они шутили, пировали, а подчас пели и танцевали, так что дом Тита представлял собой настоящий рассадник заразы. Этого было вполне достаточно. Но Тит еще вдобавок взял сторону Сципиона. «Два самых знаменитых в Риме человека, имевших самое большое влияние на сограждан, Сципион Африканский и Марк Катон враждовали друг с другом. Сципиона Тит поставил первым в списке сенаторов, видя в нем безупречного человека, лучшего представителя своего сословия, с Катоном же он находился в неприязненных отношениях» (Plut. Flam., 18).{87}
Сам Тит был слишком честен и ловок, и Катон не рискнул на него напасть. Зато он обрушился на двух самых близких к нему людей: на его брата Люция и на друга и ученика Аппия Клавдия. Обоих он обвинил в аморальном поведении. Речь, произнесенная против Аппия, носила многозначительное название — «О нравах Аппия Клавдия» (Orat., fr. 83, 84). Тит, однако, был совсем из другого теста, чем Сципион. Он вовсе не собирался благородничать с Катоном и немедленно сам перешел в наступление. «Тит часто выдвигал против него (Катона. — Т. Б.) тяжкие обвинения в суде» (Plut. Flam., 19). «Тит со своими сторонниками, выступив против него в сенате, добился расторжения заключенных им арендных сделок… как сделок убыточных и подстрекнул самых дерзких народных трибунов привлечь Катона к суду народа и взыскать с него два таланта штрафа» (Plut. Cat. mai., 19).
А Публий по-прежнему отвечал Катону равнодушным молчанием. В древневавилонском тексте, озаглавленном «Разговор господина с рабом», есть глава, называющаяся «Тщетность надежды на благородство противника». Господин говорит там:
— На слова моего обвинителя я хочу ответить молчанием.
Раб же отвечает ему:
— Не отвечай молчанием, господин мой! Не отвечай! Если ты не будешь говорить… то обвинители твои будут свирепы к тебе.[180]
На своем примере Публий доказал истинность этой древней восточной мудрости.
Но хотя Катон ненавидел Публия, хотя он постоянно «злословил его славу», по выражению Ливия (Liv., XXXVIII, 54), хотя он «терпеть не мог Публия Африканского» (Plin. N. H. Praef, 30), он был бессилен сокрушить своего врага — Сципион был из тех, до кого клевета не могла коснуться. Но Катон не терял надежды. Словно гомеровский Ахиллес, который тщетно вглядывается в закованного в броню Гектора, ища уязвимое место, смотрел Катон на своего врага, ища хотя какое-нибудь место для удара. Но тщетно. И неожиданно Порций нашел уязвимое место.
Глава V. СУД
Сициний:
Он язва. Надо вырезать ее.
Менений:
……………………………
Чем заслужил он казнь, чем Рим обидел?
Тем, что громил его врагов? Иль тем,
Что за отчизну пролил больше крови,
Чем в жилах у него теперь осталось?
Пролив ее остаток, вы навеки
На всех, кто это допустил иль сделал,
Положите пятно.