Выбрать главу

ИЗБРАННИК БОГОВ

…В те дни в таинственных долинах,

Весной при кликах лебединых,

Близ вод, сиявших в тишине,

Являться Муза стала мне.

А. С. Пушкин. Евгений Онегин, гл. VIII

Они на бранное призванье

Не шли, не веря дивным снам.

Они твердили: пусть виденья

Толкует хитрый Магомет,

Они ума его творенья,

Его ль нам слушать — он поэт!

А. С. Пушкин

Верь лишь мне, ночное сердце,

Я — поэт!

Я, какие хочешь, сказки

Расскажу.

А. А. Блок

С самого рождения Публия Сципиона окружал ослепительный ореол легенд. Да, с самого рождения от бога, принявшего облик змея, до смерти, ибо и через 200 лет его могилу стерег, говорят, исполинский дракон. Философы, поэты, историки, солдаты, варвары и простой народ, каждый согласно своему образованию и вере, называют его существом божественной природы, любимцем небожителей, баловнем фортуны, сыном Юпитера, который при жизни во сне и наяву беседовал с богами, а после смерти сам стал одним из бессмертных богов и пребывает теперь в области Млечного Пути, в сверкающих звездных чертогах, овеянный звуками музыки сфер. Уже из последних слов ясно, что не все легенды сложились при жизни героя; многие возникли уже после его смерти. Постараемся насколько возможно в них разобраться.

До нас дошли свидетельства о том, какое сильное и странное впечатление производил этот удивительный человек на окружающих. Один из собеседников Сократа, пытаясь выразить то ощущение, то почти мистическое чувство, которое он испытывал, общаясь с ним, сравнивал его с электрическим скатом. И современники Сципиона пытаются выразить то же чувство.

«Упавшие с неба звезды, если бы они явились людям, не вызвали бы большего обожания у окружающих», — пишет о нем Валерий Максим (Val. Max., II, 10, 2).

«Этот юноша совершенно подобен богам», — восклицает один современник (Liv., XXVI, 50).

«Все наделяли его чем-то сверхъестественным», — говорит Полибий (Polyb., X, 2, 6).

Считали, что «все планы его складываются при участии божественного вдохновения» (Polyb., X, 2, 12).

«Он обладал удивительной способностью внушать отвагу и надежду всем, с кем общался» (Polyb., X, 14, 10). При этом надежды, которые внушал Публий, были какими-то особенными, гораздо большими, чем доверие к человеческим обещаниям и доводам, основанным на разуме и логике (Liv., XXVI, 19). Дошло до того, что его предчувствия официально считались римским государством столь же верным знамением, как оракулы и ответы гаруспиков (Liv., XXIX, 10). С другой стороны передавали, что врагам он внушал какой-то беспричинный ужас, тем больший, что они не могли его объяснить (Liv., XXIX, 20).

Едва он прибыл в Иберию, как «молниеносно по всей стране… пролетел слух, что полководцем к ним прибыл Сципион… по воле божества» (Арр. Hiber., 73), и все «были уверены, что он все делает по внушению бога» (ibid., 88).

Так было при жизни. После смерти он удостоился необычной почести, которая ни до, ни после не выпадала на долю ни одному римлянину. «Его imago (изображение) стоит в cella храма Юпитера Всеблагого и Величайшего, и, когда род Корнелиев совершает какой-нибудь погребальный обряд, его выносят оттуда, и для одного Сципиона Капитолий является атриумом» (Val. Max., VIII, 15, 1). Imago — это восковая маска, снимавшаяся с лица покойного. Такие маски предков ставились в главной комнате дома — атриуме. Маска же Сципиона находилась не в фамильном атриуме, а в cella, то есть в святая святых храма, где при жизни любил в совершенном одиночестве, ночью, запершись, проводить время Сципион. Это показывает, что Публия считали существом природы божественной, тесно связанной с небожителями, поэтому храм был для него домом.{17} Есть также известие, правда, происходящее из очень сомнительного источника, что еще при жизни Сципиона его статую хотели поставить в cella Юпитера.{18}

Вероятно, сразу после смерти Публия всем этим легендам придал философское осмысление в духе пифагорейских учений его близкий друг поэт Энний. Он утверждал, что Сципион единственный человек, который после смерти взошел на небо и там в синих храмах среди звезд стал одним из небожителей.[39] Однако многие легенды говорят, что в нем при жизни текла божественная кровь, что отец его был не простой смертный, но один из блаженных богов. Рассмотрим эти предания.

вернуться

39

См. главу «Энний» книги II.