Ибер произнес пышную речь. Все испанцы, сказал он, порабощены карфагенянами, руки свои, однако, они протягивают к одному Публию. И он счастлив, что первым пришел к римлянину. А потому просит немедленно отдать ему жену и детей, а уж он сумеет доказать свою благодарность. Публий и сам собирался это сделать, он тотчас же привел их и передал варвару из рук в руки. Потом они еще долго сидели все вместе, и Публий приложил все свое искусство, все свое неотразимое обаяние, чтобы очаровать царя и его семейство и внушить им самые светлые надежды на будущее. Он достиг своей цели. Ибер и его друзья пришли в восторг от Сципиона. Их рассказы быстро дошли до соседних племен, и «иберы, живущие по эту сторону реки Ибера, ранее не питавшие дружбы к римлянам, все как один перешли на их сторону. Таким образом, все шло прекрасно, как того желал Публий» (Polyb., X, 34–35, 1–4).
Никакая сила не могла теперь удержать иберов в лагере Газдрубала. Его войско начало таять, как снег на солнце. В одну ночь исчезли Андобала и Мандоний. Не приходилось гадать, где они. Конечно же бежали к Сципиону. Почва начала уходить у Газдрубала из-под ног.
А Публий меж тем все еще медлил в Тарраконе. Он ждал Лелия, без которого ничего не хотел предпринимать. Но вот наконец Гай прибыл, и Публий покинул Тарракон. Была ранняя весна. «На пути иберы радостно встречали его и спешили присоединиться к его войскам» (Polyb., X, 37, 6). Когда же они достигли гористых склонов, укрепленных самой суровой природой этого края, перед ним предстал Андобала, окруженный многочисленной свитой. Вождь иберов подошел к римлянину и заговорил с ним. Он осыпал карфагенян упреками и проклятьями, перечислил все услуги, оказанные им этим вероломным людям, а потом рассказал, как они его отблагодарили. Публий ответил, что верит ему, ибо наглость карфагенян ему хорошо известна, особенно возмутительно их поведение с женами и дочерьми испанских владык. Теперь он получил этих женщин не как заложниц, но как военнопленных и рабынь, но заботится о них не меньше, чем это сделали бы их родители. При этих словах Андобала и его спутники пали пред ним ниц, называя его царем. Публий, по словам Лелия, смутился и просил их успокоиться, ибо римляне, сказал он, отнесутся к ним с большим участием.
В это время Газдрубал Баркид пребывал в тяжких сомнениях. Теперь, с уходом иберов, численное преимущество было на стороне врагов. Сципион мог явиться с минуты на минуту. Наконец он решил отойти в труднопроходимые горы и дать битву.
Место — называлось оно Бекула — выбрано было так, что лагерь карфагенян превратился в настоящую крепость, напоминавшую гнездо горного орла. Сзади их защищала река, спереди — высокая гряда холмов. Лагерь был на самой вершине горы; она круто обрывалась вниз, ниже была вторая терраса, окруженная такими же крутыми отвесными обрывами. На нижней террасе расположилась нумидийская конница, легковооруженные балеарские стрелки и африканцы.
Публий два дня простоял в раздумье перед каменной твердыней Газдрубала. Дольше ждать было нельзя: каждую минуту могли появиться другие карфагенские войска. На третий день план у него был уже готов. Заметив, что воины со смущением и беспокойством смотрят на отвесные утесы и головокружительные обрывы, он весело воскликнул, что глупо сделали пунийцы, взобравшись так высоко, ибо он запрет здесь врагу всякий путь к спасению. Было только два выхода из ущелья, где укрепился Газдрубал. Публий послал вперед экстраординариев[62] и метателей дротиков, приказав им занять оба эти прохода. Сам же он стремительно повел легковооруженных воинов против врагов, стоявших на нижней террасе. Подъем был очень тяжел. Приходилось преодолевать обрывы и лезть почти по отвесной крутизне, а сверху непрерывно сыпались стрелы и камни. «Но их твердость духа и умение брать города преодолели все» (Ливий).
Достигнув первой террасы, они обрушились на балеарцев и африканцев. Те не устояли, были смяты и бежали к лагерю. Не дав им времени опомниться, Публий двинул против них все легкие отряды; остальное войско разделил на две части: половину взял сам, половину дал Гаю Лелию. Он стал обходить холм с левой стороны, пока не нашел более или менее доступный подъем. Быстро преодолев его, он ударил на врага с фланга. Одновременно с правого фланга ударил Лелий, поднявшийся с другой стороны. Все это произошло так быстро, что Газдрубал не смог приготовиться. «Он оставался на месте в том убеждении, что достаточно защищен самим местоположением и неприятель не отважится напасть на него» (Полибий). В результате он даже не успел построиться к бою, а римляне уже напали на него со всех сторон. Карфагеняне были в смятении, и бежать было некуда: как и предсказал Сципион, он запер их в неприступном ущелье — они оказались в ловушке. Видя это, Газдрубал немедленно бросил войско на произвол судьбы и бежал, остальные тщетно метались по холму; исход битвы был плачевен для пунийцев: 8 тысяч они потеряли убитыми, 12 тысяч — пленными. Это составляло около двух третей войска Газдрубала (Polyb., X, 38, 7 — 39; Liv., XXVII, 18).