Выбрать главу

Публий добился всего, чего хотел, договор с Сифаксом был заключен. Через четыре дня Сципион был уже в порту Нового Карфагена.

ПОГРЕБАЛЬНЫЕ ИГРЫ

Вернувшись из Африки, Публий взял последние мятежные испанские города — Илитургию, Кастулон и Астапу, — которые в свое время предали его отца и дядю. Теперь, когда война была окончена, Сципион хотел почтить память отца и дяди погребальной тризной. Неотъемлемой частью такой тризны были, по римскому обычаю, гладиаторские игры. В те времена подобные игры не считались еще потехой для толпы, но кровавой жертвой духу покойного. Обряд пришел к римлянам от этрусков, которые верили, что дух умершего не будет знать покоя в могиле, если не оросить его прах человеческой кровью.

И вот у Нового Карфагена Публий устроил погребальные игры. Однако вопреки обычаю, он объявил, что не хочет, чтобы у него на глазах погибали купленные за деньги рабы или наемники, продавшие свою кровь; нет, пусть на тризне в честь его отца и дяди сражается только тот, кто сам захочет. Во всякой другой стране подобное предложение казалось бы нелепым и странным. Но не в Иберии. Кровная месть, обида или просто желание показать свою храбрость побуждали испанцев принять участие в страшном турнире.

Дикое и мрачное то было зрелище: в качестве зрителей собрались римские воины, на арену вышли иберы, убранные сверкавшим на солнце золотом. Среди них внимание Сципиона привлекли двое: один — могучий воин, другой — совсем еще юноша. Он стал их расспрашивать и узнал, что поединком они хотят решить, кому достанется власть над племенем. Ему стало жаль их, и он предложил разобрать дело и решить все мирно. Но они отвечали, что между ними кровь. Видя, что уговоры бессильны, он разрешил им драться. В битве пал младший (Liv., XXVIII, 21).

ВСЕ ОПЯТЬ НА КРАЮ ГИБЕЛИ

Вот уже много месяцев с самой весны Публий Сципион не знал ни минуты покоя — битва при Илипе, неотступное преследование врагов до самых берегов океана, устроение дел в стране, поездка в Африку, во время которой он подвергся смертельной опасности, и сейчас же после возвращения — суровая война с непокорными испанскими городами — все это напряжение вдруг разом сказалось. Публий занемог, ему становилось все хуже, и вскоре друзья почти отчаялись в его спасении.

По Иберии пронесся слух, что Сципион болен, при смерти, а затем — что его уже нет на свете. И тут все в стране перевернулось. Все вокруг Публия держалось лишь им самим. Испанские вожди знать не знали никакого Рима. Они были связаны особыми узами только со Сципионом. Римские солдаты уже много лет воевали вдали от родины, успели забыть ее, стали чужими для Италии, не были приучены к суровой римской дисциплине, не признавали над собой никакой власти, но чтили как бога только Публия Сципиона. Сципион был тем магнитом, который связывал всех. Едва его убрали, все распалось во мгновение ока.

Узнав о смерти Публия, Андобала и Мандоний немедленно отложились и стали грабить союзные римлянам племена. Мало того. Мятеж начался среди самих римских солдат. Близ реки Сукрон стоял небольшой отряд в восемь тысяч человек. Это был резерв. Они давно не принимали участия в битвах; их развратило безделье, они умирали от скуки и теперь начали громко жаловаться, что не получают, как другие, доли в добыче. Жалованье им тоже перестали платить. Услыхав о смерти Сципиона, они заволновались; несколько ловких демагогов стали сеять среди них смуту. Солдаты наконец открыто взбунтовались, перестали повиноваться офицерам и передали власть демагогам. Те не остановились перед предательством и попытались войти в сношения с Андобалой и Мандонием (Polyb., XI, 29, 3; Liv., XXVIII, 27, 17). Римские военачальники были в ужасе, но помешать мятежникам было некому: Гай Лелий и Марций были близ Гадеса, где заперся Магон, а Силан не знал, что делать. Казалось, гибель неизбежна.

Но божество, как всегда, пришло на помощь римлянам. Внезапно, когда все уже погибало, Публий пришел в себя. На него разом обрушились все дурные новости: он узнал об измене иберов и собственных солдат. Молниеносно в его голове родился план действий, и он начал проводить его со своей обычной стремительностью.