Выбрать главу

Однажды Энний, как всегда со свитком Гомера и кувшином вина, сидел в таверне в грязном портовом городишке Луна (Enn. Ann., fr. 14). Он читал и читал, пока вдруг не задремал. «Он был скован легким нежным сном» (Enn. Ann., fr. 4), и вдруг «перед ним появился облик вечно цветущего Гомера. Он обливался солеными слезами и открыл перед ним всю природу вещей» (Lucr., I, 121–126). Энний увидел «некие храмы Ахерусии, где пребывают не наши тела и не души, а некие образы, отличающиеся страшной бледностью» (ibid.). Он увидел всю вселенную. Видел, как в птенцов входит душа (Enn. Ann., fr. 7–10). Узнал, что по смерти наши души переселяются в животных (Lucr., I, 112–117). Гомер открыл ему, что душа его переселилась в тело прекрасного павлина, а из павлина стала Эннием (Enn. Ann., fr. 13,14; Pers., VI, 10; Tertull. De An., 33). Более мы ничего об этом видении не знаем. Проснувшись, Энний бросился записывать свой сон (Enn. Ann., fr. 3). Этим величественным видением и открывается самое замечательное его произведение «Анналы».

Итак, Энний придерживался учения того загадочного братства, мысли которого, как подземные воды, сами оставаясь скрытыми, питали все философские системы древности. Обратимся же к пифагореизму.

УЧЕНИЕ ПИФАГОРА

Все или почти все религии учат, что душа бессмертна. Греческая религия не составляла исключения. Самое раннее свидетельство тому находим у Гомера. Во время своих странствий Одиссей посетил печальный край киммерийцев, где находится вход в обитель Аида, и заглянул в царство мертвых.[119] Жизнь теней уныла и мрачна. Никогда не светит там солнце. Вечный сумрак и туман окутывает их мир. Тени лишены памяти и разума. Бесцельно блуждают они по асфодельным полям, издавая тонкий писк, как летучие мыши. Великие герои древности, прекрасные жены, делившие ложе с самим Зевсом, все без различия томятся в этом призрачном царстве. У них остается только смутная тоска. Ахиллес говорит, что предпочел бы быть последним бедняком там, под сияющим солнцем, чем царем мертвецов (Od., XI, 540).

Но человеческое сознание не могло примириться с таким мрачным взглядом. Как? Неужели великие герои, свершившие блестящие подвиги, мелькнут, подобно падучей звезде, чтобы навеки кануть в вечном, унылом прозябании? Неужели не будет никакой награды за доблесть и благородство? И вот возникает легенда о Елисейских полях, обители блаженных душ. Первое упоминание о них встречается у того же Гомера, хотя оно, казалось бы, стоит в полном противоречии со всем, рассказанным им в XI песне «Одиссеи». Менелаю предсказано:

Будешь ты послан богами в поля Елисейские, к самым Крайним пределам земли, где живет Радамант русокудрый. В этих местах человека легчайшая жизнь ожидает. Нет ни дождя там, ни снега, ни бурь не бывает жестоких. Вечно там океан бодрящим дыханием Зефира Веет с дующим свистом, чтоб людям прохладу доставить.
(Od., IV, 563–568, пер. В. В. Вересаева)

Однако согласно Гомеру туда не может попасть душа праведника. Из всех героев Троянской войны в Елисейские поля допущен лишь Менелай — «ибо супруг ты Елены и зятем приходишься Зевсу» (Od., IV, 569). Да и он отправится туда не после смерти, а будет перенесен богами живым (ibid., IV, 562).

Елисейские поля в последующие века стали помещать на острове, затерянном где-то далеко-далеко на западе. Порой путешественники, вернувшись из дальних стран, рассказывали удивительные истории об этом дивном острове.[120] Там жили, по их словам, герои Троянской войны, причем Ахиллесу, храбрейшему из смертных, в жены досталась прекраснейшая из жен Елена. Многие искали этот остров и даже мечтали на нем поселиться.

Но вот в VI веке до н. э. явился Пифагор и перевернул все представления современников. То был удивительный человек. Он мог говорить с дикими зверями, гладил белого орла. Когда он приблизился к реке, она человеческим голосом воскликнула: «Радуйся, Пифагор!» Люди при встрече принимали его за бога Аполлона. На Олимпийских играх вся Греция увидела, что у него золотое бедро. В один и тот же день и час его видели в разных городах Италии. Он мог беседовать с богами и слышать дивные звуки музыки сфер (Ael. Var., II, 26, IV, 17; Arist. De Pyth., fr. 1; Porph., Vit. Pyth., 30).

Его учение было окутано глубокой тайной. Члены его братства давали священную клятву не разглашать сокровенного. Поэтому до нас дошли лишь отдельные фрагменты. Он считал всю вселенную живой, а звезды — разумными существами. Согласно его учению весь мир связывает воедино дивная гармония. Каждая звезда, двигаясь, издает чудный звук, а при вращении мира звучит могучий вселенский оркестр — музыка сфер. Бог, по мнению Пифагора, не имеет человеческого облика — это дух, пронизывающий всю природу (Sext. Adv. math., IX, 127; Cic. Nat. deor., I, 27). Один его последователь[121] писал: «Божество не имеет человеческой головы, украшающей туловище, и из спины у него не выходят две руки, у него нет ни ног, ни быстрых колен… Он только дух святой и чудесный, обегающий быстрой мыслью весь мир». О душе Пифагор говорил: «Это Бог в нас» (Jambl. Vit. Pyth., 240). О теле: «Это темница духа». По его учению, душа по смерти не погибает, но вселяется в другое тело, в человека или животное. Сам Пифагор рассказывал, что появился на свет много веков назад, еще до Троянской войны. От богов он получил дар — помнить свои былые перерождения. Много раз спускался он в обитель Аида, много раз рождался вновь (Diog., VIII, 4).

вернуться

119

Именно заглянул. Одиссей не спускался в обитель Аида, не видел Цербера и подземных рек. Мертвые выходили к нему отведать крови.

вернуться

120

См., например, прелестный рассказ Павсания (III, 19, 11–13).

вернуться

121

Эмпедокл, fr. 134; о нем см. ниже.