Не мог уснуть и Публий. Множество впечатлений и образов переполняло память. Он чувствовал, как судьба его вступает в решающую стадию, в полосу действия, и, осмысливая происходящее, даже строил предположения о том, что эта война затеяна именно для него и имеет тайной целью предоставить ему возможность проявить себя. Или, может быть, наоборот, он был создан для войны. Как бы там ни было, а внутренняя связь его провидения с разворачивающимися событиями ему представлялась как несомненная. Он и эта война были предназначены друг для друга, они дополняли одно и другое до единого целого. Неспроста же нашествие пунийцев грянуло почти сразу после достижения им совершеннолетия.
Ему вспомнился день, когда он снял претексту подростка. После торжеств по поводу его вступления в гражданство он, устав от многолюдья и суеты, один устремился на двуглавый Капитолий, и дух его получил свободу от шумного притязания толпы в каменных сводах храма, где веяло очищающее дыхание Юпитера, реял его образ.
Тогда он ясно услышал голос божества, голос не земной, не оскверненный звуками, обращающийся без посредства ушей прямо в душу, проникающий внутрь и через поры, и с дыханьем. Он не услышал слов, но понял, что ему сказал Юпитер, и увидел торжественный лик, ибо был зряч его дух.
Первое посещение храма произошло по некоему наитию, ноги сами привели его к вершине, но с того дня уединение в обиталище Капитолийской троицы сделалось для него потребностью. Он стал посещать Капитолий почти ежедневно. День, прожитый без общения с богами, представлялся ему неполноценным, он как бы терял опору в жизни и лишь в храме снова обретал себя.
Вскоре стало заметно, что сверстники и даже старшие, обнаружив его «дружбу» с богами, начали относиться к нему с особым интересом, и им это было воспринято как первый знак Юпитера. Он мало распространялся среди знакомых о подробностях сношения с богами, но недоговоренность, туманные намеки и одухотворенное лицо в моменты таких разговоров о связи земного и божественного еще более подогревали любопытство окружающих, каковое он не стал гасить, а, посчитав полезным в свете своих планов на будущее, наоборот, постарался усилить.
И вот надвигается то, о чем в сумраке храма ему шептали боги, теперь они предоставляют широкий простор для действий, остальное зависит от него самого. Годы надежд и мечты подвели его к грядущему дню. Завтра ему определится истинная цена, а возможно, завтра же все и кончится, так и не начавшись.
Публий нервно перевернулся в постели и затаился, пытаясь спрятаться от мыслей и видений. Необходим сон, чтобы к решающему часу были наготове все силы.
У шатра послышались шаги, видимо, прошли сменившиеся часовые. Уже наступило время второй стражи.
Публию отчетливо вспомнилась первая встреча с пунийцами, точнее, то были нумидийские всадники. Римское войско под командованием его отца консула Публия Корнелия Сципиона на шестидесяти восьми кораблях двигалось в Испанию для войны с нарушившими мирный договор карфагенянами. Уже была пройдена Этрурия, остался позади и Лигурийский залив, когда полководцу сообщили о близости Ганнибала. Консул направился к берегу и разбил лагерь в землях Массилии в одном из рукавов реки Родана, готовясь преградить врагу путь в Италию. Публий, в первом своем походе назначенный военным трибуном, в числе трехсот всадников был отправлен на разведку. От проводников-массилийцев римляне узнали, что Ганнибал уже стоит на берегу Родана и готовит переправу. Местное галльское племя подарками и угрозами он склонил на свою сторону, а других галлов, попытавшихся дать отпор, привел к покорности силой оружия.
В сырой лощине римский отряд столкнулся с пятью сотнями нумидийцев, посланных в разведку пунийским вождем. Публий еще не успел ни испугаться, ни обрадоваться такой встрече, как противники уже яростно схлестнулись в схватке. Все произошло как во сне. Сципион еще не оправился от морской качки и впечатлений путешествия, в голове его не было ясности, потому он затерялся в сгрудившейся массе воинов, а когда пришел в себя и пробился в первые ряды сражавшихся, нумидийцы уже бежали. Он вместе с другими устремился в погоню. В какой-то миг его копье нависло над врагом, но быстрый африканский конь унес хозяина от верной смерти. Обнаружив, что отстает, Публий изо всех сил швырнул свой снаряд во вражескую спину, но в спешке и возбуждении боя выполнить точный бросок оказалось гораздо сложнее, чем на Марсовом поле во время учений, где он был одним из лучших. Копье слегка задело плечо нумидийца и не помешало ему ускакать. Сципион поднял оружие и впервые увидел на своем копье человеческую кровь.
Римляне потеряли около половины отряда, врагов погибло несколько больше. Если бы не быстроногие нумидийские скакуны, успех был бы убедительнее.
Большая часть римлян осталась для спасения раненых и захоронения сраженных соотечественников, а Публий с тремя десятками всадников осторожно двинулся дальше вдоль берега реки. Пробираясь среди трупов врагов, Сципион брезгливо смотрел на чужеземные лица и не позволял своим людям останавливаться для сбора добычи. К концу дня отряд Публия достиг карфагенского лагеря. Спешившись, несколько человек прокрались ближе и увидели, что враг уже ведет переправу. Вся река была усеяна пунийцами. Корабли покрупнее несли коней, на лодках и плотах переправлялась пехота, множество лошадей вплавь двигалось за плотами, некоторые подразделения плыли на мехах, наполненных воздухом; как потом выяснилось, это были испанцы. Наиболее впечатляюще выглядели плоты со слонами, которых хитростью заманивали на покрытые грунтом бревна. Когда же плоты отчаливали, огромные животные, обнаруживая обман, волновались и некоторые с трубным ревом сваливались в воду, однако, побарахтавшись в реке, все же находили брод и в конце концов выбирались на берег. Слонов ни Публий, ни его спутники никогда прежде не видели, но кое-что знали о них, так как римляне встречались со слонами еще в войну с эпирским царем Пирром.
Сципион замер, пораженный грандиозностью представшего его глазам зрелища. Он увидел великую мощь, надвигавшуюся на его Родину, и впервые у него мелькнула мысль, что война — это не только охота за наградами и почестями, но и борьба людей и целых народов, борьба насмерть. Именно ему и его товарищам в составе консульского войска предстояло остановить эту грозную силу, на них была вся надежда Отечества.
Отряд Публия вернулся в лагерь только на рассвете. Молодой человек доложил отцу обо всем увиденном и, озадаченный его молчаливым спокойствием, осмелился высказать мнение, что войску следует срочно вернуться в Италию и ждать врага у склонов Альп. Ганнибал, по-видимому, намерен покорить горные вершины, но, даже если это ему удастся, армия будет измотана, и пунийцев удастся застать врасплох. Отец хмуро посмотрел на сына и сказал, что не дело военного трибуна давать советы консулу. Когда же Публий повернулся, чтобы уйти, старший Сципион, несколько смягчившись, объяснил, что римский народ поручил ему войну в Испании, и он будет воевать именно в Испании, но сначала с некоторой частью войска действительно вернется в Италию для организации достойной встречи дерзкому пунийскому юнцу.
Однако консул предпринял последнюю попытку задержать африканцев у Родана и повел войско к месту переправы врага. Когда римляне в боевом порядке приблизились к неприятельскому лагерю, там уже было пусто. Ганнибал, решив не давать сражения до прихода в Италию, двинул армию в глубь материка по направлению к Альпам. Страх воинов перед неприступными хребтами он преодолел, заявив, что нет таких высоких гор, которые упирались бы в небо, а значит, и Альпы доступны человеку.
Римляне, разочарованные, как им казалось, бегством врага, вернулись к устью реки, где консул, посадив войско на корабли, большую его часть отправил в Испанию во главе со своим старшим братом Гнеем, который был у него легатом, а сам с небольшим отрядом возвратился в Италию.
Консул высадился в Генуе и пошел к Плаценции на соединение с неудачно сражавшимся против галлов войском, возглавляемым двумя преторами. Когда Публий Корнелий Сципион объединил находившиеся в его распоряжении силы, Ганнибал был уже в Италии. Разведчики сообщили, что карфагеняне потеряли в горах половину войска, однако Пуниец, воспользовавшись междоусобной войной галлов, многие племена склонил на свою сторону и рассчитывал в ближайшее время пополнить армию извечными врагами римлян галлами.