Когда общество способно ценить благие дела, слава дороже денег. Всех охватило благородное воодушевление, каждый старался сдать триумвирам, ведающим эрарием, свои богатства раньше других и отдать больше, чем сосед. За сенаторами последовали всадники, а затем, вдохновленные всеобщим порывом — и все остальные граждане. Таким образом удалось собрать средства на содержание войск.
Набрав пополнение, консулы впервые за все время войны освободили от службы ветеранов, честно исполнивших свой долг перед государством.
6
С падением Капуи положение Ганнибала ухудшилось. Союзники стали меньше доверять ему, а он не имел возможности удерживать их силой, так как численности карфагенских войск не хватало для создания гарнизонов во всех городах. Оказавшись в таких условиях, Ганнибал со своими наемниками жестоко разорил те города, которые не мог сохранить для себя, дабы они не достались и римлянам.
Консул Марцелл выступил навстречу африканцам и не побоялся вступить в бой с Ганнибалом, находясь в худшей позиции. Сражение длилось весь день, но против Марцелла не действовали обычные хитрости Пунийца, и с наступлением ночи войска разошлись по своим лагерям, так и не определив победителя. Утром консул вновь выстроил легионы к бою, однако карфагеняне остались за валом. Следующей ночью Ганнибал тайно оставил лагерь и устремился в Апулию. Марцелл сразу же выступил следом за врагом. Ганнибал более не затевал открытых битв с Марцеллом, он двигался по ночам и беспрестанно изощрялся в устройстве всевозможных ловушек и засад, но римляне преследовали его только днем и только по хорошо разведанным маршрутам.
В Таренте все оставалось по-прежнему: пунийцы владели городом, а римляне — крепостью. В этом году карфагенянам, действовавшим совместно с тарентинцами, удалось победить на море, а римлянам — взять реванш на суше. Трудности со снабжением примерно в одинаковой степени терпели обе стороны.
В Сицилии Марк Валерий Левин в первую очередь устроил дела в Сиракузах, а затем выступил в поход против Агригента, главного опорного пункта карфагенян. Все последние успехи пунийцев на острове связывались с именем Муттина, предводителя нумидийской конницы, а все неудачи — с именем карфагенского вождя Ганнона. Ганнон и его окружение ненавидели Муттина с силой, пропорциональной его славе, и презирали за полуливийское происхождение. Они долгое время безуспешно строили ему козни, и в конце концов Ганнон назначил на его место во главе нумидийцев собственного сына. Узнав об этом, африканцы, любившие своего начальника, взбунтовались и решили перейти на сторону римлян, к чему их склоняла и вся обстановка на острове. Муттин вступил в переговоры с консулом. По плану их совместных действий, нумидийцы впустили ночью римлян в Агригент, и город пал почти без сопротивления. Позднее за оказанную помощь Муттину было даровано римское гражданство. Ганнон с кучкой своих приспешников спасся бегством на маленьком суденышке. Это были последние пунийцы на Сицилии. После изгнания карфагенян некоторые местные города еще оказывали римлянам сопротивление, но к концу года провинция была полностью усмирена. Марк Валерий распустил по домам большую часть сицилийских воинов, велев им вернуться к той деятельности, в которой они превосходят других, и выращивать хлеб, чтобы сытно кормить себя и снабжать им Италию.
В конце лета Марк Валерий Мессала с флотом приблизился к Африке, высадил десант в окрестностях Утики и с богатой добычей возвратился в Сицилию. Карфагеняне ответили подобным набегом на Сардинию. Аналогичным образом и в целом война шла с переменным успехом. Еще несколько дней назад Рим был удручен поражением Гнея Фульвия, а сегодня радостно встречал посланника Сципиона из Испании — Гая Лелия. По случаю взятия Нового Карфагена сенат назначил день благодарственных молебствий богам.
Консулами на следующий год были избраны Квинт Фабий Максим старший и Квинт Фульвий Флакк — победитель капуанцев. Поскольку в заморских краях дела римлян обстояли благополучно, обоих консулов обязали вести войну в Италии.
Магистраты готовили войска к предстоящему сезону, но тут грянула новая беда. Двенадцать римских колоний в Италии из тридцати существующих возмутились против метрополии и отказались поставлять рекрутов и деньги. В первом порыве гнева консулы обвинили союзников в измене, пособничестве Ганнибалу. Когда это не помогло, римляне от обвинений и угроз перешли к убеждениям и уговорам. Они красочно риторствовали, уподобляя колонии детям, а Рим — доброму родителю, откуда выводили поведение союзников как неповиновение детей отеческой воле. Но пышные словеса утопли в апатии неблагодарной аудитории, тогда вопрос был вынесен на рассмотрение сената. Сенаторы же впали в панику. Не столько пугал отказ подчиниться этих двенадцати колоний, сколько — дурной пример, поданный для остальных соплеменников.
В курию с трепетом пригласили посольства других колоний. Те выразили полную поддержку Риму, считая войну с иноземным захватчиком общим и справедливым делом. Сенаторы, как могли, сами благодарили послов, а затем привели их в народное собрание и объяснили всем гражданам, что верность этих людей и тех, кого они представляют, спасла государство.
Об изменниках решено было нигде и никогда не упоминать, будто их для римлян более не существует. С посланцами отпавших колоний, которые все еще пребывали в Риме, никто не разговаривал, их не изгоняли, но и никуда не приглашали.
Уладив дела в Риме, консулы отправились к войскам. Причем накануне выступления из города Фабий Максим новыми цензорами, составлявшими список сената, был поставлен на первое место как самый авторитетный гражданин Отечества.
Фабий убедил коллегу, на которого имел большое влияние, что в настоящий момент главная задача — отбить у пунийцев Тарент. Именно эта цель и заставила его на склоне лет выставить свою кандидатуру в консулы. По его плану Фульвий и проконсул Марцелл должны были сковать действия Ганнибала на то время, пока им, Фабием, будет производиться осада греческого города.
Марцелл сейчас же настиг карфагенян под Канузием. Но Пуниец не принял бой. Местность вокруг была пустынная и ровная, то есть непригодная для засад, что не позволяло Ганнибалу блеснуть своими талантами. Это и вынудило его отступать перед римлянами. Марцелл яростно преследовал врага, бросал своих воинов в бесчисленные стычки с противником, мешал ему даже возводить лагерь и наконец добился своего. Карфагеняне вступили в сражение. Но упорная двухчасовая битва дала непредвиденный результат: воспользовавшись несогласованностью действий римских подразделений при совершении маневра, пунийцы обратили их в бегство. Марцелл гневно обругал в лагере своих солдат, а затем произнес столь яркую и вдохновенную речь, что войско загорелось неукротимой страстью вернуть свою славу, славу тех, перед кем пунийцы беспрестанно отступали на протяжении целого года. Воинам едва хватило терпения дождаться утра. Ганнибал же, обнаружив на следующий день готовность римлян к новой битве, посетовал на неугомонность своего соперника, которого с равной силой воспламеняют и победы, и неудачи, но принял вызов.
Долгое время сражение не обещало успеха ни одной из сторон. Карфагеняне, накануне сами себе напомнившие «Канны» и «Тразименское озеро», бились столь же ожесточенно, как и римляне. Стремясь переломить ход событий, Ганнибал выдвинул вперед слонов. Грозные животные смяли передовые ряды легионов, но в решающий момент один из военных трибунов, схватив знамя, увлек воинов за собою, римляне забросали слонов дротиками и обратили их вспять. После этого строй наемников дрогнул, а через некоторое время пунийцы, забыв о сопротивлении, откровенно бежали. Римская конница загнала карфагенян в лагерь, многих истребив по пути.
За два дня оба соперника понесли тяжелый урон. В результате Ганнибал снова стал отступать, на этот раз в направлении к Бруттию, то есть в ту область, где его более всего поддерживало население, но и войско Марцелла обессилело до такой степени, что не в состоянии было продолжать преследование.