Вероятно, его колебания продолжались бы еще долго, но тут внезапно ему оказал помощь давний заклятый враг, пославший мощный, эмоциональный заряд с берегов другого материка. Ганнибал, поверженный во прах Ганнибал, вдруг воспрял из небытия и, овладев властью в Карфагене, вернул великую державу на путь возрождения. О Карфагене вновь заговорили с почтением, заговорили и о самом Ганнибале, причем, большей частью, со страхом. Этот пример, явленный неукротимым африканцем, который упорно восходил вверх со дна самой глубокой пропасти все то время, пока его победитель, страдая излишней щепетильностью, скатывался с вершины, встряхнул Сципиона, и он выставил свою кандидатуру в консулы.
4
Потерпев поражение от Рима, Карфаген не мог более притязать на мировое господство, но в экономическом плане это государство продолжало процветать и после войны, точнее не само государство, а его олигархическая верхушка, которая посредством богатства развратила и дезорганизовала народ, вслед за чем фактически отобрала у него власть и превратила государственный аппарат в инструмент личной наживы. Однако с утратой агрессивности в политике карфагенянам пришлось стать более миролюбивыми и в хозяйственной деятельности. Теперь они уже не могли осуществлять торговый диктат над народами Иберии и Нумидии, не могли заниматься пиратством, работорговлей, грабить испанские и сардинские рудники, и наконец, они лишились главного источника обогащения эпохи античности — военной добычи. Но этот гигантский город, превосходивший размерами и количеством населения Рим и Афины вместе взятые, имел огромный потенциал, заключавшийся в многолюдстве, плодородии земель, мощном торговом флоте, а также в богатстве, купеческой смекалке и предпринимательском духе граждан. Жажда наживы жгла пунийцам пятки, и они не могли сидеть на месте. День, не приносивший очередной монетки, казался им потерянным, разве только назавтра он обещал сразу две монетки. Они измеряли свою жизнь серебряными бляхами с неуклюжим изображением коня на одной стороне и головы богини или пальмового веера — на другой. Эти «кони» и «пальмы» заменили пунийцам счастье, честь, достоинство, любовь, и в бесконечной погоне за цинично поблескивавшими символами престижа они шастали по всему свету, заполонив все портовые города, при этом, не замечая, что с каждой приобретенной монетой сокращается их жизнь. Выходило так, что люди служили богатству, а не богатство — людям. Увы, карфагеняне не сознавали этого, потому как им было некогда задумываться: они всецело предались страсти, которой послушно отдавали каждый свой день и каждый час. Видимо, очень жесток и насмешлив был бог, повергший пунийцев в такое безумие, ибо у счета есть начало, но, увы, у счета нет предела, и, стартуя с единицы, числовой ряд уходит в пустоту бесконечности, увлекая за собою в небытие больных людей, привыкших выражать себя числом, начертанным на сундуке. Их вожделение не знало и не могло знать удовлетворения, так как, сколько бы они ни приобрели, того, что им не принадлежало, всегда оставалось больше, это была изнуряющая гонка без финиша, в которой пощаду приносила только смерть. Но богов не судят; ведь существуют в природе черви, творящие из отбросов перегной. Так и пунийцы, копошась по всему Средиземноморью, неусыпными трудами, возможно, подводили итог некоему циклу цивилизации.
Карфагенян, потесненных победоносными римлянами на западе, их сумасшедший торговый гений бросил на восток. Торговые колоссы прошлых веков Афины, Коринф и Тир к настоящему времени ослабли, как бы уже превратившись в упомянутый выше перегной, и не могли конкурировать с африканским гигантом, а с такими купеческими республиками как Родос, Самос и Пергам пунийцы сумели завязать взаимовыгодное сотрудничество. В результате, карфагеняне проникли в страны бассейна Эгейского и Черного морей, а греки загромоздили Карфаген предметами своего ремесла, которые благодаря высокому качеству имели большой спрос в зажиточной аристократической среде. Пользуясь благорасположением Египта, пунийцы проложили пути в «Страну ароматов» и далее в Индию. Таким образом, карфагенянам в значительной степени удалось компенсировать утрату рынков в Испании, Нумидии, Сардинии, Сицилии и Италии интенсивной разработкой торговых районов в Греции, Причерноморье, Аравии и Сирии. Но они не остановились на достигнутом и активизировали свои сношения с внутренней Африкой, задействуя караваны гарамантов, наперекор солнцу и песку двигавшиеся транссахарскими маршрутами. Сбывая дикарям африканской глубинки низкопробные продукты своего ремесла, пунийцы вывозили от них золото, драгоценные камни, получившее в Средиземноморье название карфагенских, слоновую кость и звериные шкуры. Далее эти предметы пунийцы с успехом перепродавали грекам и азиатским богачам, с выгодой используя разность потенциалов между двумя противоположными полюсами цивилизации. Гонимые неутолимой страстью наживы карфагеняне издавна выходили за Геракловы столпы, покидая обжитый мир, и устремлялись в Атлантику навстречу богатству или гибели. Со временем они неплохо освоили западное побережье Африки и частенько посещали его, пытаясь даже образовывать там колонии, одновременно распуская по свету слухи о всяческих ужасах, будто бы преследующих путешественников в тех краях. Рассказами о неистовых ураганах, таинственных водоворотах, кровожадных чудовищах и свирепых туземцах в звериных шкурах и перьях, хитрые пунийцы старались отвадить от этих мест иноземцев, дабы избавиться от конкуренции. Сами же они добросовестно изучали новые земли, храня добытые сведения в секрете, и постепенно подчиняли племя пернатых людей богу торговли. При этом сделки осуществлялись путем «немого обмена», когда пунийцы раскладывали на берегу свои товары и возвращались на корабли, а туземцы напротив них бросали кучки золота и тоже уходили в укрытие, после чего каждая из сторон поочередно приближалась к этому своеобразному прилавку и корректировала соотношение цены и стоимости до значений, удовлетворяющих и одних, и других, по достижении которых, пунийцы забирали золото и те предметы, которые не вызвали должного интереса у аборигенов, и отправлялись дальше. Конечно, карфагенянам представлялось весьма диковинным делом доверяться честности торгового партнера, но, снисходя к низкому уровню цивилизации здешних племен, не доросших до изощренной лжи, они прибегали к этому архаическому качеству, тем более, что, проявляя порядочность в ходе процедуры «немого обмена», они успешно спекулировали на неосведомленности варваров, часто отдававших золото и драгоценности за безделушки. Естественно, что в условиях послевоенного кризиса пунийцы с особым энтузиазмом хлынули на атлантическое побережье Африки и в немалой степени материализовали там свои мечты. Сумели карфагеняне оправиться и от другого удара, нанесенного римлянами, отобравшими у них вместе с Испанией и Сардинией богатейшие серебряные, свинцовые и медные рудники: они разыскали залежи этих металлов в окрестностях собственной столицы и без промедления начали их разработку. Весь же этот торговый и предпринимательский бум базировался на ужесточившейся эксплуатации покоренного, зависимого и полузависимого населения как в самом Карфагене, так и в стране в целом.
Вот такими мерами и такой деятельностью пунийцы вернули себе благосостояние и богатство. Причем все их новые достижения явились итогом приспособления к существовавшим тогда условиям, то есть основывались на прочном мире в своем регионе. Выросшие в этой обстановке, вскормленные обильной восточной и внутриафриканской торговлей, доходами с местных рудников и казнокрадством слои населения были ярыми поборниками миролюбивого курса государства и боготворили римлян, низвергших их Родину из разряда великих держав в число послушных своей воле купеческих республик, при этом позволивших, однако, наживаться именно этим кругам, а не могущественным прежде кланам работорговцев и войсковой верхушки. Им было невдомек, что большая часть жителей страны страдает, что их собственные перспективы весьма призрачны, ибо следом за римскими легионами по миру идут италийские купцы, объединенные в мощные коллегии и корпорации: они видели перед собою вожделенный желтый блеск и были слепы ко всему остальному. В лице этих новых карфагенских олигархов старая землевладельческая аристократия получила солидное подспорье в борьбе с остатками партии Баркидов. Вдобавок ко всему, измученный войнами народ не хотел и слышать о каких-либо глобальных планах, предпочитая из последних сил тянуть привычную лямку и монотонно жевать скучную жвачку повседневности, лишь бы только его не беспокоили призывами к великим начинаниям. Поэтому в течение нескольких послевоенных лет в Карфагене безраздельно господствовала партия сторонников мира, проводившая угодный Риму политический курс. В то время пунийцы всячески заискивали перед римлянами, стараясь выглядеть их друзьями. Они обращались в сенат за советом по всяким поводам, преследовали своих соотечественников, неугодных северному господину, поставляли продовольствие македонской экспедиции Тита Квинкция. Причем выказали намерение сделать это безвозмездно, однако тонко разбирающиеся в моральных аспектах римляне поблагодарили пунийцев, но сполна оплатили их услуги. Правда, при всем том пунийцы оставались пунийцами, и, внося победителям первый взнос в счет контрибуции, они попытались обмануть их на четверть суммы, поставив недоброкачественное серебро. Но достаточно изучившие пунийский нрав римляне произвели контрольную переплавку и выявили недостачу.