Есть у нее рассказ «Сдаешься?!». Про детство. Про свое (наверное, про свое, потому что, хотя писатель и сочинитель, но такое сочинить нельзя, такое надо пережить). Она не героиня рассказа, она в массовке из пятнадцати маленьких детей. Послевоенный ленинградский двор. В маленьких людях, сиротах войны, лишенных обычных радостей детства, непонятным образом живет «закон справедливости и равенства», который объединяет их, который дает возможность выживать в невыносимых условиях. И вот этот закон нарушен — одним — чужим, сильным, безжалостным. Вам, уважаемый читатель, не угадать развития сюжета и чем дело кончится. И мне было не угадать. И не буду подсказывать ответ, сами прочтете. Но вот что припомню. Старший современник Марианны выдающийся писатель Александр Володин, мой близкий товарищ, в одном из стихов дал формулу — правда почему-то потом торжествует, почему-то торжествует правда… правда, потом… но обязательно. Формула стала знаменитой, ее приняли. Действительно, в ней есть обаяние и горечь, и надежда — ее приняли и цитируют до сих пор. А вот Яблонская в своем рассказике ее взяла и отвергла. Правда, справедливость всегда натыкается на неправду, зло — такова жизнь. Зло никогда не сожрет справедливость. Но и правда не торжествует. Все остаются при своих, идут дальше каждый своей дорогой, и даже иногда снова встречаются. Потому что частица зла в каждом из нас, хотя бы в нашей покорности. Вот какая игла безжалостного анализа в детском рассказике «женской» прозы.
Теперь понимаете, почему ее не печатали в 70-е годы?
Марианны уже не было в живых, когда мне довелось в Центральном доме актера читать публично ее пьесу «Роль». Произнося текст за всех персонажей пьесы, как актер я ощутил властную, затягивающую вовнутрь силу диалога, растущее напряженное внимание аудитории. Присутствовавшие — а их было много — говорили о сильном впечатлении, оставленном пьесой. Молодые режиссеры (да и именитые тоже!) заинтересовались необычной и серьезной драматургией Яблонской. Но… время шло… Марианны уже не было… Театр Гоголя в Москве поставил ее пьесу «Роль»; в Сибири и на Урале прошли постановки пьес «Рентген» и «Давайте разденем елку», но настоящей большой сцены ее пьесы так и не увидели… середина восьмидесятых, страна бурлила… людей занимали общественные проблемы… не нашлось творца, который бы рискнул. Судьба!
Ее издали. «Советский писатель» предъявил небольшую книгу «Фокусы» (1984 г.). А потом книгопечатание прочно встало на коммерческие рельсы. Изданием трудов Яблонской занялись бесконечно любивший ее и любимый ею муж Аркадий Яровский (ныне тоже уже покойный) и их замечательная дочь Вера (ныне режиссер и продюсер кино, работает в США).
Талант Марианны жил среди видений. Только, ради бога, не подумайте, что она была «не от мира сего». О нет, она часть этого мира, она видит микроскопические подробности этого мира во всей его обыденности, неприглядности, неизбывности и… соблазнительности. «Печаль» и «Любовь, жажда любви» — эти слова НИКОГДА не встретишь в ее текстах. Но в окраске, в напряженном фоне ее повествований всегда присутствуют именно они — печаль и жажда любви. А откуда же видения? Да именно отсюда! Жажда, чтобы печаль сменилась радостью, а любовь стала совершенной. Понимание, что жажда эта никогда не будет утолена, а потому — подсветка иронии. Писатель Яблонская умна и безжалостно наблюдательна. Она столько узнала о себе, что научилась быть психологическим рентгеном для каждой и каждого из своих героев. Марианна актриса по призванию и по хорошей драматической школе, и потому не описание чувств, а действие царит в ее прозе. Жизнь в «предлагаемых обстоятельствах», как положено по системе Станиславского. Она знает всё прошлое каждой и каждого, всё скрытое, всё явленное. И потому смесь событий, происходящих сейчас, происходивших давно и происходивших только в воображении. Смесь натуралистического ряда и видений, реальности и иронии.
«…женщина видит, как на ревущих, высоких волнах старинного вальса уверенно раскачиваются, поддерживая женщин, самые вежливые люди мира — дипломаты, слышит, каким цветущим смехом смеется одна, похожая на девочку в мамином платье, — самая молодая, самая красивая, самая счастливая сегодня, та, которой никак не удается посидеть в одном из белых низких кресел, наверное, таких глубоких и мягких…» (рассказ «Тополиный смех»).