Злата. Фигура, говоришь, у меня, мама, хорошая? А чем она хорошая?
Клавдия Никодимовна. Ну, талия очень тонкая, я такой и не видывала прежде, у меня до родов талия тоже очень тонкая была, на всю деревню славилась, а далеко до твоей, ноги у тебя стройные, длинные, таз очень широкий, грудь очень красивая при такой талии… и полная.
Злата. Ну, грудь — это вперед забежать надо. А сзади что у меня еще красивое?
Клавдия Никодимовна. Ноги, плечи узкие, шея длинная. Сзади ты красавица!
Злата. Красавица!.. А долго ли, мама, парень может сзади ходить и в лицо не заглядывать?
Клавдия Никодимовна. Нет, парень долго не может. Для парня лицо важнее фигуры. Парню непременно как можно скорее в лицо заглянуть нужно. Как понравится ему фигура и ноги, он непременно обгонит и в лицо посмотрит. Я сколько раз на улице видела. Да и сама давеча иду — вижу, девушка идет, ножки точеные, таз, шея и все прочее, я и забежала вперед посмотреть, а она — как яблоко печеное, лет под шестьдесят, тьфу ты. Так тоже нехорошо.
Злата. Нехорошо, говоришь?.. Ты мне подари насовсем твое платье с горохами!
Клавдия Никодимовна. Это зачем? Оно же тебе велико. Оно же на тебе как балахон болтаться будет.
Злата. Вот и хорошо. Я теперь только в нем ходить буду. Вот и хорошо, что как балахон. А то в моей юбке серой кто-нибудь увидит мою фигуру и пойдет за ней, а потом, как ты, забежит вперед, оглянется и скажет — тьфу! — как ты! Так дай платье.
Клавдия Никодимовна. Да отлепись ты от зеркала! Фигура — тоже богатство, подарок человеку, хорошую фигуру днем с огнем не сыщешь. Волосы — золотые, а ты и вовсе себя изуродовать хочешь! С лица воды не пить. Девка ты хорошая, работящая, покладистая, чистая, пол садового участка раздобудем — я кое-что подкопила, — не бойся, привыкнет, сначала в темноте, а потом и на свету не отвернется, вон у сестры Лиды Носовой парень хромой, так она все набивается познакомить вас, мы уж и о садовом участочке поговорили…
Злата. Я не хочу! Я не хочу в темноте! Я не хочу пол садового участка! Я не хочу хромого! Я хочу высокого и красивого — и чтобы он на свету любил меня такую, какая есть!
Поворачивается. Теперь видно, что левая половина ее лица покрыта иссиня-красными рубцами.
Ты письма сегодня из ящика не вынимала?
Клавдия Никодимовна. Нет.
Злата. Странно…
Клавдия Никодимовна. Да каких писем? Что ты заладила все про письма? Тебе, что ли, кто-нибудь пишет?
Злата. Ну, пишет. Так ты не вынимала?
Клавдия Никодимовна. Нет. (Пауза.) А что, и про любовь, верно, пишет?
З л а т а молчит.
Клавдия Никодимовна. Про любовь?
Злата. Да.
Клавдия Никодимовна. И про какую такую любовь он тебе пишет?
Злата (подходит к зеркалу). Так уж неделю целую ни про какую любовь не пишет.
Клавдия Никодимовна. А писал-то прежде сколько?
Злата. Месяц уже.
Клавдия Никодимовна. А про что писал?
Злата (застыла у зеркала). Да ну его, мама. Не пишет же. Вторую неделю.
Клавдия Никодимовна. Ну все же, про что писал? И где ты с ним познакомилась?
Злата. А я и не знакомилась. Я его не знаю. Стали вдруг приходить письма — и всё.