— Трое от фонтана идут! Они нас окружают! Ой! Барон! Барон, фас!
Барон, показавшийся из-за полицейской машины, свалил на асфальт патрульного пса. Найда лязгнула зубами, и над улицей пронесся душераздирающий визг. Балахоны сунули руки за пазухи и достали два слабо светящихся шара. Сержант с Юрием выстрелили, но не причинили подручным патрульных никакого вреда.
— Что же это? — стуча зубами, простонала я. — Как же это?.. Как так можно? Прямо в центре города, посреди улицы… Они же нас сейчас убьют! Помогите! Помогите кто-нибудь!
Барон с Найдой бросили поверженного патрульного и встали возле нас, лая на приближающиеся балахоны.
— Помогите! Пожар! — отчаянно завопила я и вдруг отчетливо почувствовала запах дыма и гари.
— Блин! — рыкнул сержант. — Точно — пожар!
За забором у фонтана, с каждой секундой набирая силу, ревело пламя. Огненные языки жадно пожирали ветви голубых елей, к дыму прибавилась вонь горящей смолы. Патрульные и балахоны ненадолго замерли. Короткое перегавкивание, и они двинулись к забору, перестав обращать на нас внимание. Барон с Найдой переглянулись и загородили им дорогу.
Забор с треском рухнул — сначала одна, затем другая секции. Перед нашими глазами предстало огненное кольцо, облизывающее чашу фонтана, внутри которой копошились две темные фигуры.
— Это дядя Макс! — пискнула мне в ухо Леночка.
— Заткнись! — прошипела я, надеясь, что полиция не услышит нас за шумом, и поправила съехавшие очки.
Зоркая полковничья дочь оказалась права. В чаше действительно стояли дядя Макс с дядей Феликсом. Они водрузили мышеловку в центре фонтана и о чем-то переговаривались, оживленно жестикулируя.
Барон с Найдой вступили в неравный бой с патрульными. Шестеро громадных псов теснили их к пожару, заставив вступить на усеянный осколками стекла газон. Барон, поранивший лапу, жалобно вскрикнул, Найда завыла. Максимилиан оторвался от мышеловки, легко вспрыгнул на бортик фонтана и застыл, скрестив руки на груди.
Ноги стали ватными. Я опустилась в лужу, не выпуская из объятий Леночку. Рядом плюхнулись сержант с Юрием и заворожено уставились Максимилиану в лицо. Стих собачий лай и драка. Примолкло пламя, не забывая, впрочем, пожирать кустарник и черные от копоти ели.
Мышеловка выбросила вверх острый луч света, похожий на гигантский кинжал. Раскалившись добела, он дрогнул и на миг исчез. А затем возник, удерживая на острие знакомый мне серебряный обруч. От украшавшего его камня шло мягкое голубое сияние, легко затмившее языки пожара и желтизну фонарей.
Я подставила лицо сиянию и окунулась в безбрежный океан покоя. Исчезли страх, усталость, боль. Их смыл шорох волн, облизывавших песочный пляж, тихий напев флейты, трепет ветвей оливы, сквозь которые пробивается полуденное солнце. Раздался чей-то смех, мимо пролетел белый волан — это дети играют в бадминтон. Наверное, я заснула на пляже. Сейчас прибежит соседский Митька, крикнет: «Тетя Маша! Тебя баба Галя зовет, обед готов!»
— Тетя Маша! Тетя Маша!
— Иду, не визжи! — скривилась я и открыла глаза.
— Гляньте, дядя Феликс раздевается!
— О! — я еще раз поправила очки. — И правда, раздевается!
— Чего это он? — не унималась Леночка. — Холодно же!
— Не мешай смотреть!
— А дядя Макс так и стоит! Ой, кто это?
Асфальт содрогнулся. По тротуару брело огромное бурое существо. Оно было жидким и тяжелым одновременно — как грязь, налитая в воздушный шарик. Ножищи оставляли цепь глинистых следов, каждый размером с журнальный столик. Голова беспокойно моталась и задевала балконы третьих этажей.
— Кто это? — повторила Леночка и дернула меня за рукав.
— Голем, — машинально ответила я.
— Что теперь делать?
— Макс говорил — валить надо.
— Так ноги не идут! — жалобно сказала девочка.
Ноги действительно не желали шевелиться. Да и руки тоже. Полицейские сидели в луже, привалившись друг к другу, с отсутствующим выражением лиц. Ждать от них помощи было бессмысленно. Макс по-прежнему изображал статую на бортике фонтана. Барон с Найдой молча стояли напротив патрульных псов. Феликс стянул с себя джинсы, отшвырнул их в сторону, коснулся мышеловки.
Обруч мягко соскользнул в его подставленные руки. Патрульные разочарованно взвыли, голем перешел на рысь. Феликс повел плечами. Кожа на спине лопнула, и из трещин стремительно выросли и развернулись два перепончатых крыла.
— Тетя Маша! Смотрите, у него и хвост тоже есть!
Рядом опустилась тяжелая нога голема. Нас окатило волной жидкой глины и убедиться, что у дяди Феликса вырос хвост, мне не удалось — очки залепило грязью. Пока я поднимала непослушную руку, пока снимала очки, все успело закончиться. Бурая громадина достигла фонтана, взмахнула ручищами, и исчезла. Вместе с Максом, мышеловкой, Феликсом и патрульными псами. Грязнющий Барон подбежал, обнюхал нас с Леночкой, ворочающуюся в луже глины полицию. Торжествующе гавкнул и поскреб в сторону фонтана задними лапами, словно забрасывая землей невидимого врага. Закопал голубчиков.
— Гражданочка! Что это было? — простонал сержант.
— Похоже, грязевое торнадо, — соврала я. — Или смерч. Не знаю, я не метеоролог.
— Вроде наркоманы с собаками поперли, а потом…
— А потом — бах! — подхватила сообразительная Леночка. — Налетело торнадо и всех разогнало. Гляньте, нас с тетей Машей тоже забрызгало!
— Ни хрена себе «забрызгало»! — пробурчал сержант, вставая на ноги. — Уделались все, как свиньи!
— Найда! — всполошился Юрий. — Где Найда? Найда, ко мне!
Мы с Леночкой переглянулись и подключились к крикам и поиску. Через полчаса бесполезных воплей и беготни стало ясно, что овчарка пропала. Разозленные полицейские отконвоировали домой нас с Леночкой и Барона, записали мою фамилию, адрес и телефон и велели ждать, пока меня вызовут.
— А по какому вопросу? — заикнулась я. Сумка с ампулами внезапно повисла на плече, словно набитая кирпичами.
— По делу о пропаже служебной собаки, — сурово ответил сержант и, прощаясь, приложил руку к козырьку перепачканной фуражки.
Я на цыпочках прошла через двор, придержала дверь подъезда, чтобы та не грохнула, завела Леночку в свою комнату и плотно прикрыла дверь.
— Снимай грязное и иди в душ. Вот халат, полотенце, теплые носки. Только… Тихо иди, чтобы тебя никто не заметил.
— Можно я Барона с собой в душ возьму? У вас есть шампунь для собак?
— Колли не купают, — вздохнула я. — Сейчас высохнет, я его вычешу, а потом мукой почищу.
— Вы не шутите?
— Какие шутки!
Леночка оценила выражение моего лица и тихо исчезла. Я поставила чайник на плиту. Сейчас выпьем чаю с малиновым вареньем моей бабушки. Вернейшее средство от простуды. Я-то ладно, а Леночка перед санаторием заболеет? Заварка с шорохом высыпалась в чайник. Руки помяли пачку и сами потянулись к связке ключей.
В маминой комнате было пусто. Ни намека на проживавших рогатых квартирантов, если не считать нового одеяла и нераспечатанного комплекта постельного белья. Шнуры, гвозди, доски и прочие составляющие мышеловки и каюка исчезли. Как и сами каюк с мышеловкой. Только чучело Розочки ехидно поблескивало со шкафа стеклянными зелеными глазами.
Я спрятала в шкаф ампулы и доллары, заперла дверь и заварила чай. Барон терпеливо сидел возле двери, время от времени встряхиваясь. Где же эта тряпка, которой я вытираю ему лапы после прогулок по дождю? Под руку попалось грязное махровое полотенце. Я плюнула на понятие личной гигиены — все равно потом стирать, наскоро обтерла собаку и подтолкнула к подстилке в углу.
— Место, Барон, место!
Из душа подоспела полковничья дочь, подметая пол слишком длинным махровым халатом. Я сунула ей хлеб и колбасу — остатки трапезы Максимилиана с Феликсом, и велела сделать бутерброды, пока я буду купаться.
Нежась под струями теплой воды, я размышляла, как бы поделикатнее объяснить Леночке, что о сегодняшних событиях лучше никому не рассказывать. Оказалось, маялась я зря. Стоило заговорить о нежелательности разглашения этого… гм-гм… неприятного во всех отношениях случая, как Леночка отложила бутерброд.