Наконец, Тео смотрит прямо мне в глаза. Его взгляд настолько интенсивный, что я делаю над собой усилие, стараясь не отвести глаза.
─ Я же уже говорил, ты не могла сказать ничего такого, что изменило бы мои чувства к тебе, Лилли. ─ Он мягко касается моей щеки. ─ Я просто злюсь. Злюсь на то, через что тебе пришлось пройти. Мысль о том, что кто-то причинил тебе боль, убивает меня. Мысль о том, что кто-то... сделал такое с тобой... ─ его голос осекается, выражение лица становится мучительным, ─ ...всего лишь в тринадцать лет... это определённо делает из меня потенциального убийцу. Ты никогда не должна была испытать такое. ─ Он заправляет за уши пряди моих волос и касается губ в мимолётном поцелуе. ─ Я бы убил любого, кто причинил бы тебе боль, Сладкая.
Я слегка улыбаюсь. Он всё ещё здесь. Я рассказала ему, какой кошмар мне пришлось пережить, и он всё ещё здесь. Такое ощущение, что я задержала дыхание с того момента, когда влюбилась в этого мужчину, и теперь наконец я снова могу дышать. Он видит меня. Он видит повреждённого и травмированного человека, которым являюсь, а не только человека, в которого я превратилась.
Тео притягивает меня ближе к себе, и я утыкаюсь лицом в его широкую грудь, вдыхая мужской аромат.
─ Что мы теперь будем делать? ─ бормочу, уткнувшись в его тело
Он зарывается пальцами в мои волосы.
─ А теперь ты должна немного поесть... ─ Я пытаюсь возражать. ─ Потому что, если ты не вернёшь эти изгибы, Сладкая, то мне, возможно, придётся избавиться от тебя, ─ дразнится он.
ГЛАВА 2
ТЕО
─ Что ты хочешь съесть? ─ спрашиваю я Лилли, когда она садится за барную стойку.
Она пожимает плечами.
─ Мне всё равно.
─ Блинчики? ─ Лилли кивает. Она пытается не замечать чертовски огромного слона в комнате, но её лицо слишком сильно напряжено. Её глаза внимательно наблюдают за каждым моим движением. Я отворачиваюсь от неё и пытаюсь найти какие-то ингредиенты. Я просто... мне нужна минута. Мне действительно нужно пару минут побыть одному, но сейчас я не могу уйти от неё. Мне нужно показать, что всё в порядке. Мне нужно показать ей силу.
Чёрт, я даже не знаю, что сделать или что сказать. Я просто... я в шоке. Такое ощущение, что я катаюсь на каких-то сумасшедших американских горках, и мне нужно свалить на минуту, чтобы отдышаться. Даже не знаю, что чувствую сейчас. В основном злость, такую, бл*дь, злость. А ещё такую нелепую потребность защитить её, чтобы никто не смог причинить ей боль. Нелепую, потому что Лилли не нуждается ни в чьей защите. Эта женщина прошла сквозь адский котёл и всё ещё стоит на ногах. Всё, что я вижу в моей голове — это маленькая девочка, которая осталась беззащитной и уязвимой к извращениям грёбаного монстра. Твою ж мать. Я сжимаю и разжимаю кулаки. Зажмуриваюсь и считаю до десяти. Как можно выдержать что-то подобное? Всё, что знаю прямо сейчас, я справлюсь с этим, мне просто нужно пережить это наедине, а не перед ней. Вчера я наблюдал, как эта девушка сломалась, действительно сломалась в первый раз с тех пор, как я встретил её. Ещё вчера я не знал о её дерьмовом прошлом, но теперь это знаю, и неудивительно, что она такая, какая она есть. Чёрт, это объясняет многое. Я хочу просто убить её мать за то, что позволила произойти подобному со своими детьми в её собственном доме. Я не знаю, какие нужно иметь яйца этой женщине, чтобы после такого оказаться здесь и даже пытаться встретиться с Лилли. Я хочу спросить Лилли, что случилось с Шейном, но не уверен, что сделаю с этой информацией. На данный момент лучше всего ничего не знать. Я вижу, как она разваливается по частям. Тяжесть признания разрушает её. По-своему, я думаю, она нуждается во мне.
Мне нужно обуздать свой гнев и оставаться сильным. Я ничего не могу изменить, всё, что я могу сделать, это попытаться исправить то, что можно исправить.
Я не позволю Лилли страдать больше, чем она уже пережила, и я не отпущу её. Гарри сыграл огромную роль в её жизни, он для неё больше, чем брат ─ он для неё всё. Пока у Лилли есть Гарри, она останется сильной, но без него... Чёрт, если он отправится в тюрьму, что с ней будет?
─ Почему ты никогда не рассказывала мне, Лилли? ─ спрашиваю я, поворачиваясь к ней. Она рассматривает пятно на поверхности барной стойки.
Повисает долгая пауза, прежде чем она отвечает.
─ Бывали моменты, когда я хотела это сделать. Я пыталась. Помнишь, сколько раз говорила тебе, что разрушена? ─ Она по-прежнему не смотрит на меня.
Я качаю головой.
─ Лилли...
Она обрывает меня.
─ Я не говорила тебе, потому что это ужасно, ─ резко говорит она.
─ Это твоё прошлое, Лилли. Неважно, какое оно было, это часть тебя.
Она вздыхает и смотрит на меня из-под ресниц.
─ Я испорчена, Тео, я — товар, повреждённый всеми возможными способами. Это не то, чем ты охотно делишься с тем, кого любишь. Ты заставляешь меня чувствовать себя сильной, незапятнанной, красивой. Я не хотела, чтобы ты видел, насколько сильно я не соответствую этому. ─ Твою же мать.
─ Лилли, ты именно такая и даже намного больше. Твоя история не меняет этого, на самом деле она просто подтверждает то, какая ты есть. Суметь пройти через всё, что с тобой произошло, и, тем не менее, остаться такой же сильной... это потрясающе. Я в восторге от тебя.
Она опускает голову и ничего не говорит. Лилли постоянно была такой сильной, такой неприступной, и, тем не менее, в её стальной броне всегда были мелкие трещины. Я всегда видел, что эти трещины существовали. Все её действия кричали о них, и всё же никогда не понимал их причину.
Я чувствую себя таким идиотом. Каждый раз, когда она сбегала, судебный процесс, её реакция... всё лежало на поверхности. Если бы присмотрелся внимательно, то мог бы всё понять. Неужели я так погрузился в себя, что не потрудился разглядеть? Ситуация с её матерью. Это было так очевидно, а я просто откупился от этой женщины и отправил её восвояси, не задавая никаких вопросов. Если её мать знала о насилии, то какого чёрта она вернулась?
─ Лилли, твоя мать знала, что происходит? ─ спрашиваю я. Я не могу оставить это просто так. Я заплатил этой женщине, чтобы она исчезла, не зная ничего из того, что произошло с Лилли. Конечно, я бы не стал давать ей деньги, если бы знал. И в довершение всего, она причина того, что Гарри арестовали. Ей, чёрт возьми, есть за что ответить.
─ Я не знаю. Я так не думаю. Она знала, что он бьёт нас. ─ Она кусает губу. ─ Она могла бы извиниться перед нами. ─ Её глаза смотрят вдаль. ─ В течение коротких моментов, когда она была трезва, даже выглядела нормальной, понимаешь? В детстве я всегда любила её. Она была моей мамой. Несколько раз, когда она приходила в себя, расчёсывала мне волосы и рассказывала истории. Ради этих воспоминаний я предпочитаю думать, что она не знала. Гарри не знал, и он всегда заботился обо мне. ─ Лилли опускает глаза. Она смущена. ─ Я знаю, что это глупо, правда? Я имею в виду, кто будет терпеть регулярные побои, зная, что твои дети тоже подвергаются избиениям, но всё равно остаётся с этим человеком? ─ Я смотрю, как пелена застарелого гнева застилает её глаза. Гнева и негодования.
Я понимаю это, потому что испытывал такое же негодование по отношению к моей матери. Её недостатки бледнеют по сравнению с матерью Лилли, но чувство обиды — такое же. Я помню, как ходил к психотерапевту, когда мне было восемнадцать. Тогда в очередной раз выбил дерьмо из какого-то парня в колледже. И единственным способом избежать предъявления обвинений в избиении стали сеансы у психотерапевта. На тот момент я думал, что это всё чепуха, но то, что сказал тот мозгоправ, оказалось, мне очень помогло. Он сказал, что нет большей боли, чем равнодушие родителей к твоей жизни. Он сказал, что это самый ужасный способ, которым может быть разбито сердце, самое жестокое предательство, и люди, которые его пережили, зачастую никогда не испытывают сердечной боли в отношениях, потому что уже ничто не может причинить большей боли. Это было правдой, до Лилли. Я проживал жизнь, ничего не чувствуя и ни о чем не заботясь. Это ожесточило меня таким образом, что сделало эмоционально неуязвимым. До Лилли.