— Хьюго, таких, как ты, и хотят только за тело, — огрызается Молли.
— Да, дорогая, и ты тоже. — Хьюго поднимает бровь. Я поднимаю бровь и смотрю на Молли. Последнее, что я слышала, так то, что эти двое не разговаривают, а теперь… это похоже не флирт.
Тео встречается со мной взглядом и пожимает плечами. Он просто не так сильно беспокоится о здоровье друга, как я. Он пересекает комнату и садится на противоположный край кровати от Молли. Я открываю пакетик и закидываю мармеладку в рот.
— Это что-то вроде… «тяжело забраться в трусики», — шепчет мне Тео в ухо.
— Не уверена, но какое-то дерьмо тут точно происходит. — Я поворачиваю лицо к Тео и прижимаю мармеладку к его губам. Он открывает рот, и его язык касается моих пальцев, мой пульс сбивается. Кто-нибудь, скажите моей вагине, что она единственная работоспособная часть моего тела.
— Ты пытаешься сделать так, чтобы я растолстел, Сладкая? — Он улыбается, точно зная, что он делает.
— Нет. Хьюго же сказал, что я хочу тебя только из-за твоего тела, это правда. — Он посылает мне развратную улыбку.
— Мммммм. — Он целует меня нежно. Мое дыхание сбивается, и грудную клетку простреливает боль. Дыхание застывает в горле. Я дышу через сжатые зубы, откидываю голову на подушку, это похоже на пытку.
— Лилли, черт, ты в порядке? — Я хватаю воздух, пытаясь успокоить боль. Я поднимаю палец, давая понять, что мне нужна минутка. Боль потихоньку отступает.
— Прости, Сладкая. — Я качаю головой.
— Все хорошо. — Я встречаю его обеспокоенный взгляд и касаюсь пальцами его бороды.
— Черт, чувак. Ты чуть не зацеловал ее до сердечного приступа, ну или чего-то подобного, — говорит Хьюго.
Тео выдыхает, он выглядит уставшим, очень уставшим.
— Хьюго, сделай мне одолжение, — он кивает, — отвези Тео домой и заставь его принять душ и побриться, может даже поспать? — Я поднимаю бровь, давая понять, что со мной спорить бесполезно.
— Что? Тебе не нравится брода? — Он обижается.
— Ты выглядишь, как бомж. — Он улыбается.
— Я тоже люблю тебя, детка.
— О, мне кажется, за это придется побороться, — ноет Хьюго.
— Я не хочу оставлять тебя, Сладкая, — говорит Тео, полностью игнорируя своего друга.
— Иди, Моли останется. — Я смотрю на Молли, она пожимает плечами и кивает. Он все еще не теряет надежду.
— Иди! Я не поцелую тебя, пока ты не побреешься. — Он рычит и выходит из палаты с Хьюго за его спиной.
— Вы настолько милые, отвратительно! Я думала, что он с ума сойдет, пока ты была в коме, — она мягко улыбается.
— Ага, это весомая причина не мыться,— ворчу я.
Я не думаю, что это мило, он все время был здесь. Честно, я не ожидала ничего меньшего. Я уже приняла то, что он любит меня — иррационально, всецело, но так приятно. Он бы никогда не ушел, если бы не знал, что все будет хорошо.
— Правда. — Она кивает. — Я так рада, что ты в порядке.
— Спасибо.
В дверь стучат, и в палату заходит действительно горячий парень. Черт, ради него я бы и к цирку присоединилась.
— Мисс Паркер, я доктор Райкер, ваш ортопед. — Он выдает идеальную улыбку, чем-то похожую на улыбку Тео.
У него копна волом темно-орехового цвета, и они спадают на его лоб, из-за того, что он ерошит их постоянно. Его глаза карие, но больше отливают золотом. На нем светло-голубая рубашка и бежевые брюки-чино. Какого черта, серьезно? Он горяч, даже когда не старается выглядеть горячо… он бы выглядел горячо, даже будь он уборщиком. У меня уходит пару минут, чтобы понять, что я ничего не сказала, а просто пялюсь на него. Эй, не нужно меня винить, у меня травма.
— Эм, привет, — говорю я тихо.
Он коротко улыбается Молли и начинает рассказывать о моих сломанных костях. Он оборачивается к панели на стене и нажимает на кнопку.
— Как вы можете видеть, ваша лодыжка…
— Бл***дь! — вскрикиваю я. Молли ворчит. Вот, черт! Как будто меня тащат по стеклу. Его губы вытягиваются в линию.
— Эм… сломана. — Он нажимает на другу кнопку.
— Это пока что все, что мы сделали с вашей ногой, потому что сломанные кости — это последнее, о чем вам стоит беспокоиться. Мы только сделали так, чтобы вы не потеряли свою ногу.
— Прекрасно. Большое спасибо.
— Это нужно для правильного срастания костей, и так же ваша ключица срастется благодаря платиновым пластинам, — он продолжает говорить все это очень профессиональным тоном, нажимая параллельно на разные кнопки. Я смотрю на Молли, которая кусает губу, следя за всеми его передвижениями.
— И как много времени пройдет, пока она полностью восстановится? — спрашивает она таким невинным голосом. Он смотрит на нее, и его профессиональная маска дает трещину, буквально на долю секунды его губы раскрываются.
— Скорее всего полное восстановление займет от шести месяцев до года, — говорит он, полностью сфокусировавшись на ней.
— О, спасибо за информацию, — мурлычет она. Он моргает и поворачивается ко мне.
— Хорошо, я закреплю вашу лодыжку. — Я киваю.
— Хорошо. — Он нажимает на кнопку и выходит из комнаты.
— Твою же мать! Самый горячий доктор в мире! — говорю я тихо.
— Я бы хотела, чтобы мой гинеколог выглядел, как он. Я была бы намного счастливее, если бы он смотрел на мою вагину. — Я смеюсь, и это больно, охренительно больно!
Молли тусуется у меня в палате, как будто ей больше совершенно нечем заняться.
— Молли, что случилось с Кэсси? — спрашиваю тихо. Ее лицо становится холодным, как лед.
— Она почти убила тебя, вот что!
— Я знаю… я не знаю, почему, но это имеет значение. Что с ней случилось? — давлю я. Она долго не отвечает.
— На ней не было ремня безопасности, она в коме и на жизнеобеспечении. Сейчас они пытаются вытащить ее. — Я тяжело сглатываю.
— Ребенок? — Она опускает глаза и качает головой. Бл***дь!
— Она здесь? — спрашиваю я.
— Да, но… — выдыхает она.
— Я хочу, чтобы меня отвезли к ней.
— Какого? Нет! — кричит она. — Тео будет вне себя! Ты как мученица, когда дело касается этой девушки!
— Нет! — вскрикиваю я. Я откидываюсь назад, и мои ребра протестуют.
— Она зависимая шлюха! — кричит она. — Она и так причинила тебе кучу дерьма! Она даже не в сознании, нет никакого смысла видеть ее!
— Что ж, больше дерьма она уже не причинит.
Может, это наркотики, кто знает? Я думаю, что мне просто жалко ее. Это грустно, что она лежит там совсем одна, у нее нет никого. Никто не будет скучать по ней, никто не будет скорбеть по ней. Я никогда не скажу этого Тео, но ясно вижу те причины, которые привели ее к этому. И эгоистичные поступки Тео были одной из тех причин. Я знаю, что такое потерять себя. И не могу представить того, что нет никого рядом, чтобы помочь тебе найти себя снова. У нее нет никого.
— Пожалуйста, Молли, — прошу я тихо.
— Ты даже не сможешь встать с этой кровати, — вздыхает она.
— Что ж, я как-нибудь выберусь отсюда, с твой помощью или без! — Я клянусь, я чувствую себя, как один из тех стариков, которые прикованы к постели.
— Твою мать, Лилли! Только пять минут с ней, и ты никогда не скажешь Тео, что я тебя отвозила к ней! — ворчит она.
— Даже если я скажу ему, я никогда не скажу, что это была ты, — отвечаю я.
— Ладно, я пойду, схожу за креслом. — Она покидает палату, всем видом показывая, как ей не нравится эта идея.
Она возвращается и подкатывает кресло к кровати.
— Тебе действительно не следует покидать кровать.
— Просто несколько сломанных костей, — огрызаюсь я.
— Лилли, ты чуть не умерла. Перестань отрицать это дерьмо! Это бесит! — огрызается она. О, черт, она действительно недовольна происходящим.
Я сажусь и свешиваю ноги с кровати, точнее, огромный белый гипс.
— О, черт! У меня будут отвратительные шрамы!
— Детка, тебя словно пропустили через мясорубку, и шрамы — это последнее, о чем нужно думать, — ухмыляется она.