— Хирург уже осмотрел тебя? — спрашиваю я ее.
Странно не знать, что тут происходит. Я оставался с ней каждую ночь. Я уехал вчера вечером домой, чтобы проверить, все ли готово к ее переезду.
— Да, я готова ехать. Вытащи меня из этой дыры. — Она вертится на кровати, и я смеюсь.
— Хорошо, и одеться было бы неплохо, детка. Или мы собираемся показать миру твою задницу? — Она нахмурилась, и я засмеялся.
— Я пойду, Лилс. Я люблю тебя, приду к тебе позже. — Он встает и целует ее в щеку.
— Я люблю тебя тоже. — Она улыбается ему. Он поворачивается и выходит из палаты, не говоря ни слова. Лилли поворачивается ко мне.
— Эй. Вы двое так и не разобрались между собой? — Хмурость проступила на ее прекрасном лице.
Я неопределенно пожимаю плечами.
— Все образуется, в конце концов.
— Мужчины ведут себя, как дети, в таких вещах, — выдыхает она. Я не говорю ничего в ответ на ее речь.
— В любом случае, мне реально нужно пописать. — Она выглядит смущенной, это так мило.
— Твое желание — закон для меня. — Я помогаю ей слезть с кровати и добраться до кабинки туалета. Мы делали это много раз на прошлой неделе.
Я помогаю ей, пока она не сядет на унитаз, со своей больничной рубашкой на коленях, даже тогда она сжимает бедра, чтобы я ничего не видел. Она даже настаивает на том, чтобы спускать воду в туалет, чтобы не слышал, как она писает. Как я уже и сказал, чертовски мило.
— Подожди снаружи, — выгоняет она меня.
— Серьезно, Лилли? Я не вижу ничего и не слышу. — Закатываю глаза.
— Это принципиально, — шипит она.
Я посмеиваюсь про себя и закрываю дверь. Минуту спустя она зовет меня снова. Я держу ее за талию, пока она моет руки, пытаясь не намочить бинты. Затем прыгает обратно к кровати с моей помощью. Когда она ложится на подушки, ее лицо бледное, а дыхание сбилось.
— Лилли, — ворчу я.
— Я в порядке, — отмахивается она.
— Ты не в порядке.
— Ты, слушай меня, — указывает она на меня, — я не останусь тут еще на одну ночь, так что я в порядке.
Я откидываю голову и смотрю в потолок, она иногда так раздражает.
— Тут не так плохо, — говорю я.
Хорошо, это ложь. Это как жить в дешевом хостеле, я постоянно заказываю еду, пока она здесь. Потому что то, что они тут называют едой, есть невозможно. Но все же, это больница, и она должна остаться здесь.
— Я говорил, что хотел тебя перевести отсюда.
Есть частная клиника в миле от моего дома. Она маленькая и только для ограниченного круга людей, но все рано очень хорошая. И там она получит весь тот же уход, не пытаясь каждые две минуты сбежать.
— Мне не нужна больница, у меня есть ты, — говорит она со сладкой улыбкой на губах.
— Хорошо, я понял, я заберу тебя домой, как и планировали, но я нанял медсестру, чтобы она присматривала за тобой, — выдыхаю я.
— Я в порядке, — вздыхает она.
— Я клянусь, если ты скажешь «в порядке» еще раз, я тебя оставлю здесь, — взрываюсь я. — У тебя была куча операций, ты умерла и сломала почти все кости в своем теле, ты далека от, черт тебя дери, «в порядке»!
Между нами повисает тишина.
— Как скажешь, но я не выдержу еще одного обтирания губкой! — ворчит она и скрещивает руки.
Я закатываю глаза.
— Я соберу твои вещи, а потом подпишу бумаги для выписки и заберу тебя домой. — Она кивает, и на ее лице растягивается огромная ухмылка.
— Не нужно выглядеть такой довольной. — Ее губы растягиваются еще шире.
— Я люблю тебя.
Ну, наконец-то это случилось, выписка отняла буквально весь день, мы очень долго ждали доктора, чтобы он мог осмотреть ее. И почему она просто не позволила мне перевести ее в частную клинику, я не понимаю. Она бы получала уход быстрее. И пока доктор, наконец-то, дошел до нас, я был готов убить кого-нибудь! Лилли смотрит на меня через плечо врача, на мое смертельно усталое лицо, пока я пытаюсь запомнить все то, что он говорит. Я пытаюсь запомнить, что и когда ей принимать, и, черт, это действительно длинный список. И наконец доктор подписывает все бумаги.
Я следую за ним в коридор, пока Лилли пытается кричать мое имя.
— Доктор, — я зову его. Он поворачивается ко мне с этой профессиональной улыбкой. — Ее стоит забирать домой? — спрашиваю я.
Он выдыхает.
— Нет, не стоит. Все еще есть риск инфекции после ее последней операции, и ей нужно будет делать снимки и анализы. — Тогда какого черта ты ее выписал!?
Я как раз хотел это сказать, когда он продолжил говорить:
— Но я скажу, что исцеление больше психическое, нежели физическое. Если она счастливее дома, тогда я не вижу препятствий к этому. Ей, конечно, придется приезжать и делать анализы и сканирования. Просто убедитесь, что она принимает все таблетки, и все будет прекрасно. Если возникнут какие-либо осложнения, привозите ее незамедлительно, — он опять снисходительно улыбается и уходит.
— Эм, спасибо, — говорю я его спине.
Не поймите меня неправильно, я хочу забрать Лилли домой, но я также хочу, чтобы она восстановилась и получала лучший уход. Она просто хочет со мной домой. Я бесполезен в таких вещах. Черт! И какой выбор у меня есть… она не хочет оставаться здесь.
Уходит вечность, чтобы посадить ее в машину. Все в ней кажется таким хрупким. Я ломал ребра, поэтому знаю, как это больно. У нее же сломано много других костей, естественно она будет выглядеть больной.
Наконец-то она садится на заднее сиденье, ее лицо выглядит больным, и несмотря на боль, она все-таки в машине. Ее лицо меняет цвет на серый. Я хочу просто сгрести ее в охапку и унести обратно в больницу, но вместо этого закрываю дверь, делаю несколько глубоких вдохов и иду к водительскому сидению.
Я смотрю на нее через зеркало заднего вида.
— Ты в порядке?
—Ммммм. — Кивает она головой. — Мы можем уже ехать? — ее голос дрожит.
Чертова женщина! Она невозможна и упряма!
Следующие две недели череда поездок в больницу, визитов к физиотерапевту и приездов Кэрол, это медсестра, которую я нанял. Лилли технически переехала в мой дом. Я перевез ее вещи в комнату и распаковал некоторые, пока она была в больнице.
Кроме физического состояния у Лилли все действительно хорошо. Мне нравится, что она у меня дома. И мне очень нравится, что мой дом теперь наш.
Лилли становится все лучше и лучше. Ей все еще нужна операция на ее лодыжке. Меня беспокоит тот факт, что она может хромать, так что мы консультировались с лучшим хирургом-ортопедом. Я хочу, чтобы уход, который она получает, был самым лучшим. Конечно, она сопротивляется и говорит, что доктор Райкер более чем способен на это. Я знаю, почему она так говорит, есть у меня подозрение, что она пытается играть в сваху и хочет свести с ним Молли. Бесполезно, кстати, ей скучно.
В субботу вечером я сижу на диване, с ногой Лили на моих коленях. Под ее коленом подушка, и она красит ногти.
— Пожалуйста, накрась мои мизинцы, я не могу дотянуться, — указывает она.
Я поднимаю бровь.
— Есть пару вещей, которые я никогда не сделаю, и это — одна из них.
— Но они выглядят отвратительно, — ноет она.
— Детка, пусть Молли сделает это, это девчачье дерьмо.
— Это не тяжело… — ноет она.
— Нет, ни за что, даже если ты пригрозишь отрезать мои яйца. Нет.
Она выдвигает губу и вздыхает.
— Хорошо.
Я смеюсь над ее надутым лицом. Она красит ногти, так что все ее внимание сосредоточено на кисточке от лака в ее руке. Я беру ее голень и массирую ее мышцы, она стонет, и ее внимание моментально перемещается на меня.
— Черт, почему ты так чертовски хорош в этом? — выдыхает она. Я смеюсь.
Она не дает себе спуску и прыгает по всему дому, думая, что ее ноги не устанут, не говоря о костылях, которые ей приходится постоянно использовать.