Она откидывается назад и прижимается щекой к спинке дивана, с ногтями покончено. В комнате слышно только потрескивание дров в камине.
Я уже подумал, что она уснула, когда она говорит:
— Тео, я беспокоюсь о тебе, — говорит она тихо.
— Почему? — Я хмурюсь.
— Я знаю, что ты сказал, что не хочешь об этом говорить, но… — Она делает глубокий вдох.
Ну началось.
— Но ты не сказал ни слова ни о Кэсси, ни о ребенке после того, как это все произошло.
Мои пальцы застывают.
— Это в прошлом. Нет никакого смысла об этом разговаривать.
— Это случилось шесть недель назад. Ты прошел путь от того, что у тебя будет ребенок, к тому, что у тебя нет ничего. Это нормально так себя чувствовать. — Ее голос мягок.
Я встречаюсь глазами с ее.
— Лили, у меня почти не стало ничего, потому что я чуть не потерял тебя. Ты умерла… и как бы это ни звучало, но я бы отдал все, чтобы спасти тебя.
— Но…
— Я не хотел этого ребенка сначала, — говорю я. — Чувствую ли я себя виноватым… да, конечно. Я мог сделать больше, и я это знаю. Возможно, если бы я больше поддерживал ее, то она бы не сотворила это дерьмо. Может быть, один из них или оба были бы живы. — Я пожимаю плечами. — Я не могу этого изменить. — Я буру ее руку. — Я могу только сделать счастливой тебя.
— Ты ошибаешься… Ты не смог бы это изменить, — выдыхает она.
— Когда она была в той машине, те вещи, которые она говорила… она потеряла себя не потому, что ты не заботился о ней, Тео. Она съехала с катушек, потому что ты не любил ее и никогда бы не полюбил. А ребенок был просто способ остаться с тобой, — говорит она. — И это не значит, что ты не должен ничего чувствовать.
Я действительно чувствую. Я чувствую себя виноватым и злым, потому что невинный ребенок умер из-за дерьма Кэсси. Я чувствую потерю. Чувствую потерю того, что могло бы быть, но в тот же момент это было просто мечтой, мечтой в откровенно плохой ситуации. Лилли страдает из-за смерти Кэсси, я знаю это. Она скорбит по Кэсси, по ее ребенку. Лилли не сидела в комнате ожидания, пока человека, которого она любит, пытаются реанимировать. Ничего не сможет сравниться с этим. Я могу скорбеть по Кэсси и по ее ребенку только потому, что Лилли жива.
— А нечего больше чувствовать, Лилли. Все кончено. Ты жива, и за это я благодарен. — Я сжимаю ее ладонь. — Я чуть не потерял тебя. Все остальное просто идет в сравнение. — Я пожимаю плечами.
Она какое-то время изучает мое лицо.
— Хорошо, — шепчет она.
— И с этого момента, мы движемся только вперед.
— Идет. — Кивает она.
— Я люблю тебя, Сладкая.
— Не достаточно сильно, чтобы покрасить мои мизинцы, — ухмыляется она.
Мы вернулись к физиотерапии, это помогает Лилли держать ее мышцы в тонусе, даже несмотря на то, что она не использует левую ногу. Я говорил с ее физиотерапевтом и докторами, она разрешили ей перелет.
Я отвез ее в ее любимую пиццерию. Это дыра, но она любит это место. Она так радовалась, когда мы приехали туда. Несмотря на то, что они подают огромные куски пиццы, она заставляет меня покупать четыре, потому что не может выбрать, какой она хочет. Она везучая, потому что я могу съесть четыре куска пиццы.
Лилли откусывает от куска пиццы и кладет его передо мной, чтобы я доел.
— У меня есть сюрприз для тебя, Сладкая.
Она вытирает руки.
— Какой сюрприз? — Маленькая улыбка появляется на ее губах. Швы на ее лице затянулись, и цвет лица вернулся к нормальному. Она почти вернулась.
— Хороший, — я ухмыляюсь.
— Тогда расскажи мне. Я тут умираю! — ждет она.
— Я забираю тебя. — Она такая нетерпеливая.
— Серьезно? Куда? — Она улыбается шире.
— В твой новый дом.
Она визжит:
— Капа Верде! — Я киваю.
— Когда?
— Сегодня.
— Не может быть! Я не упаковала…
— Я упаковал, — обрываю я ее.
Мы поедем в аэропорт, как только закончим тут.
— О, мой бог! — кричит она.
— Просто заверни это с собой, — начинает она суетиться.
Она сумасшедшая, но я люблю ее.
ГЛАВА 17
ЛИЛИ
Тео держит меня на руках, отказываясь позволять мне ковылять самостоятельно. Он настаивает он том, чтобы я закрыла глаза, тем самым не смогла наблюдать за дорогой.
После того, как прилетели на Капа Верде, мы сели в вертолет до нашего дома. Остров не необитаемый, но складывается ощущение, что дом единственный на острове. Сейчас раннее утро, но я все равно чувствую влажный теплый воздух на своей коже. Я слышу, как он вставляет ключи в дверную скважину, и меня обдает прохладным воздухом от кондиционера.
— Хорошо, открывай глаза, — шепчет Тео мне на ухо.
Я медленно открываю глаза.
— Это прекрасно, — выдыхаю я.
Так оно и есть, мы в просторном холле, передо мной спиральная лестница, которая ведет вверх, и она сделана из стекла. Посередине холла висит огромная люстра, больше похожая на произведение искусства, чем на люстру. Пол мраморный, лестница украшена металлическими виноградными лозами, и если холл такой, то я не могу представить, какими будут остальные его части.
— Я покажу тебе остальной дом, — говорит он.
— Тео, я могу идти.
— Да, можешь, но ты медленная, — добавляет он. Мудак!
Он проходит через дверь, и мы попадаем в огромную гостиную. Задняя стена — это двойные двери, такие же, как в его доме в Лондоне. Мебель предельно простая, по большей части белая. Он несет меня на веранду, здесь уличная мебель, нереальных размеров барбекю и, конечно же, бассейн. Пристально всматриваюсь в темноту за верандой. Наклоняю голову. Я могу слышать… я слышу океан!
— Опусти меня. — Извиваюсь я. И, в конце концов, он меня опускает. Я выхожу с веранды, и мои пальцы погружаются в белый песок. Дом буквально на берегу.
Я оборачиваюсь к нему. Он прислонился к одному из диванов, руки скрещены на груди, и на его лице самая прекрасная улыбка.
— Я не видел, чтобы ты так улыбалась уже очень давно, Сладкая, — говорит он тихо.
Я пожимаю плечами.
— Я не была так счастлива очень давно. — Чувствую, как ответная улыбка растягивается на моем лице.
— Я обожаю пляж. — Он кивает.
— Я помню.
— Да?
— А как ты думаешь, почему дом построен именно здесь? — В его голосе звучит веселье.
— Погоди, построен? — Он кивает. — Для меня?
— Да. — Твою мать!
— И как долго он строился? — спрашиваю я осторожно.
— Шесть месяцев.
— Шесть месяцев назад мы просто трахались.
Уголки его губ поднимаются, и огромная ухмылка красуется на его лице. Он идет ко мне, сокращая расстояние между нами, берет мое лицо в руки и нежно целует меня в губы.
— Это никогда не было простым трахом, Сладкая, — шепчет он в мои губы.
Мое сердце пускается в скач, его взгляд удерживают мой.
— С самого первого момента, когда ты закатила глаза, я знал, что я на крючке. Никто не удивлял меня и не злил таким простым жестом, как ты. Ты всегда была разной, Лили — сложной, напористой, враждебной, но всегда такой сексуальной, такой красивой и такой моей, даже когда ты не понимала этого.
Я тяжело сглатываю, и мое дыхание тяжелеет.
— Я понимала это, и чем больше приходила к осознанию этого, тем больше сопротивлялась. — Он смеется.
— Ты боец, Сладкая. Это одна из тех вещей, которая мне в тебе очень нравится. — Я трясу головой.
— Я не могу поверить, что ты построил это для нас.
— Подожди, пока ты не увидишь весь дом, — говорит он, как ребенок перед открытием рождественских подарков. Он сгребает меня в охапку без предупреждения, и я визжу.
Тео несет меня через весь дом. Мы попадаем в пустую комнату, он включает свет, вся стена напротив нас подсвечивается, и она зеркальная.
— Танцевальная студия, — шепчу я. Он кивает.
— И… — Он подходит к зеркалам, нажимает на что-то, и они складываются. Тренажерный зал.