Тем более, что уже 10 июля испанский посол при французском дворе, граф Аранда опубликовал в печать открытое письмо Артёма. Последнее, в сущности своей, представляло собой его полное и хвалебное одобрение действий Учредительного национального собрания, а также предложение использовать испанскую конституцию для создания французской.
Фактически, Артём намеренно спровоцировал Людовика XVI. Это, разумеется, сработало, и французский король, разъярённый, приказал моментально разогнать Учредительное собрание.
После чего, разумеется, отправил 11 июля в отставку премьер-министра Неккера, в котором буржуазия видела человека, способного вывести страну из кризиса и провести реформы, желаемые «нацией».
Парижская толпа, узнавшая обо всех этих подвижках короля уже 12 июля, начала откровенный бунт. Десятки тысяч парижан высыпало на улицы в этот воскресный день.
Солдаты королевского военного дома, гвардейцы короля, перешли на сторону Учредительного собрания практически целиком. Начались стычки с правительственными войсками.
Уже на следующий же день, 13 июля, парижанами был создан Постоянный комитет, им же объявлено о создании Национальной гвардии. Фактически, на глазах у всей Европы родилась Парижская коммуна.
В то же самое время, на улицах стали сооружать баррикады, но так как оружия не хватало, то уже 14 июля парижская толпа ограбила Дом инвалидов и захватила после нескольких часов осады Бастилию.
Людовик, слишком нерешительный для того, чтобы сжечь Париж для сохранения своей власти, хотя такая опция у него была, а его министры даже выступили за этот шаг, вынужден был признать Парижскую коммуну.
Неккер был призван обратно к власти, а уже 17 июля Людовик XVI в сопровождении делегации Учредительного собрания прибыл в Париж, где принял из рук мэра Парижа трёхцветную кокарду.
Революция, таким образом, победила. Затем, чтобы начался её новый этап — муниципальная и крестьянская революции. В течение всего двух недель королевское правительство потеряло всяческую власть над страной.
Фактически, в стране произошёл полный переворот. Переворот, который вновь поддержал Артём. Разумеется, Артём снова поддержал революционные начинания во Франции.
Однако, естественно, не предпринимал никаких реальных шагов — через графа Аранду он вновь опубликовал очередное открытое письмо к парижанам, в котором одобрил их решимость, но на этом, собственно, и всё.
Формально он не признал ни саму Парижскую коммуну, ни другие городские коммуны. Не признал он и стихийно организовавшиеся крестьянские отряды, громившие аристократов и банды, ими «нанятые для травли народа».
Формально, он признал только Учредительное собрание. В то же самое время, его засланные агенты всячески разжигали во Франции беспорядки при помощи денег, интриг и пропаганды.
Артём анонимно спонсировал все радикальные газеты, издававшиеся во Франции, все радикальные салоны Парижа. Фактически, все его шаги были направлены исключительно на провокацию короля и его окружения.
Аки дирижёр, он занимался оркестровкой ещё более жестокой революции во Франции. Для него победа каких-нибудь революционно настроенных радикалов была бы крайне удобна.
Как-никак, она ведь дала бы Артёму, уже наращивавшему своё военное присутствие на границе с французскими колониями в Америках, удобный повод для разрыва отношений с Францией. И, как следствие, объявления ей войны и захвата её колоний.
Тем не менее, провокации не удавались. Не удалась и попытка Артёма тайно организовать коалицию против Франции и революции. Аргументы Артёма были убедительны, как и подкупы чиновников.
Тем не менее, революция, к сожалению, ещё не зашла достаточно далеко в своём походе против феодализма, чтобы европейские дворы начали серьёзно волноваться по этому поводу.
Поняв это, Артём занял выжидательную позицию. Он свёл своё участие в политических событиях во Франции к самому минимуму, продолжив лениво наблюдать за их ходом.
Военные укрепления, строившиеся на территории всех испанских колоний, и служившие, в первую очередь, интересам дальнейшей колонизации, продолжили строиться.
Благо, что Артём начал строительство укреплений и наращивание своего военного присутствия в Америках ещё до Французской революции, и не только в Карибском бассейне, что отвело от него подозрения Парижа.
Правда, всё же он принял одно очень важное решение — он пригласил от имени графа Аранды в Испанию всех дворян, несогласных с политикой Учредительного собрания, или опасавшихся насилия масс.