Артём искренне хотел помочь эмансипации людей нетрадиционной ориентации через художественную репрезентацию последних, а в итоге создал мерзкое подобие искусства, активно наживающегося на влечении многих читателей и, в особенности, читательниц, к произведениям гомоэротического, да и эротического вообще, характера.
В испанском парламенте, тем временем, постоянно шли жаркие споры о необходимости законодательно запретить всё это «непотребство», где Артёму и его сторонникам из раза в раз приходилось защищать свободу слова от цензуры.
Аргументы его, разумеется, обращались к недопустимости любой цензуры вообще, а не цензуры конкретно произведений, в которых была репрезентация гомосексуальности, женской эмансипации и другой «мерзости».
Ну, подобной реакции хотя бы не вызывали произведения, призванные обеспечить художественную репрезентацию других социальных групп, объективно угнетаемых современным Артёму обществом.
Хотелось бы сказать, но нет. Произведение «Плантация сеньора Хуана», затрагивавшая темы метисации в колониальной Мексике и институционализированного расизма по отношению к метисам, темы «отбеливания» чернокожих, аболиционизма, а также многие другие, повторило, во многом, судьбу известного романа Бичер-Стоу.
Автором произведения, впрочем, была не неопытная мадам, к неточностям которой при описании повседневной жизни региона можно было придраться, а бывший рабовладелец и офицер испанской армии, приобщившийся к аболиционизму через приобщение к одной из деноминаций квакеров.
В отличие от мисс Гарриет, этот старичок дерьма, извините нас за наш французский, в своей жизни повидал немало, воевал с британцами в Пенсаколе и Флориде, а также с индейцами из племён апачи и навахо.
Ну, а также сам владел небольшой табачной плантацией и сотней рабов. Прежде чем он добровольно отпустил последних на свободу после своего «перерождения», разумеется.
Человек, в общем-то, весьма уважаемый в Мексике, даже после своего «помешательства», и умудрённый опытом. Господин Хуан в красочных подробностях описал типичный быт чернокожего раба на мексиканских плантациях.
Не стесняясь, Хуан, ссылаясь на свой собственный опыт плантатора, а также то, что он наблюдал на плантациях своих прежних друзей из числа плантаторов, красочно описал всю жестокость рабства.
Господин Хуан, не стесняясь, рассказывал о жестокости плантаторов к рабам, своим пером перечёркивая любые иллюзии об отношениях между плантатором и рабами.
Не жалея публику, он делил на ноль идеализированные представления об отношениях плантаторов и рабов, как сердечно-отеческих, препарируя методы работы плантаторов с позиции бывшего плантатора.
С присущим армейскому офицеру хладнокровием, он описывал то, как в реальности выглядит жизнь чернокожего раба на типичной плантации. Его слова казались современникам жёсткими, но они правдиво описывали суровую реальность рабов.
Снабжённое приложением весьма провокационного содержания, в котором приводились интервью с рабами, в том числе беглыми, его книга разорвала общественность.
Идеализированные представления сторонников рабства, служившие основной моральной легитимизации их взглядов, были смяты и разорваны в клочья скрупулёзно собранными фактами.
Разумеется, книга была не идеальна — она не преследовала цели представить чернокожих рабов в положительном свете, да и была написана, всё же, бывшим плантатором, что отразилось и на облике вышеупомянутых в данном произведении, а сама риторика офицера против рабства была явно религиозного характера.
Тем не менее, даже этого хватило, чтобы спалить попы у тех, чьи взгляды были представлены в книге, как явно аморальные с христианской точки зрения. Горели они, очевидно, ярким синим пламенем.
Автору десятками слали письма с угрозами, а торговца и вовсе чуть не прибили насмерть. Ну, хотя бы его прибыль от продажи книги была такая, что на счастливую пенсию до самой смерти хватит.
Запрос общества на произведения подобного рода для издателей стал совершенно очевиден, ведь книга сеньора Хуана, несмотря на свой христианский пафос, имела оглушительный коммерческий успех, отрицать который было невозможно.
Вновь происходили жаркие споры в парламентах. В каких-то местностях книгу даже запретили к публикации, однако запреты были вскоре отменены и признаны незаконными на том основании, что они противоречат Конституции, устанавливавшей, в частности, свободу печати.
Тем не менее, дискуссии продолжались, а вскоре во Франции силами одного из парижских салонов был опубликован перевод сего нашумевшего произведения, который уже из Парижа стал растекаться по всей Европе, всюду вызывая бурные дискуссии.